Главная    Академия    Стратегия чуда: введение в теорию неаналитических операций

"Стратегия чуда: введение в теорию неаналитических операций"

(Приложение к Лиддел Гарту "Вторая Мировая война")

С.Б. Переслегин

2000 г.

" - Отец, правда ли, что ты не настоящий король, а всего лишь маг?
Король улыбнулся и закатал рукава.
- Значит человек на берегу был Богом?
- Человек на берегу - другой маг!
- Я должен знать истину, которая лежит за магией!
- За магией нет никакой истины, - заявил король".

Дж.Фаулз

Моделирование, как основа научного метода познания мира.

Вопреки распространенному мнению, механика, отнюдь, не изучает движение материальных тел в пространстве. Предмет ее исследования - динамика модели материального тела в модели физического пространства.

Работая с этими моделями, физика создает теории движения (способ исследования), которые и сами по себе носят, конечно, модельный характер. За четыре тысячелетия своего развития механика отработала три основные концепции движения, связанные с именами Аристотеля, Буридана, Ньютона. Модель пространства (среды исследования), первоначально анизотропная (земная твердь и небо), постепенно обрела изотропию и однородность, превратившись в ньютоновский "аквариум", бесконечно протяженный в трех измерениях и существующий "из вечности в вечность". Уже в XX столетии произошел переход от Вселенной Ньютона (в которой инвариантны время и расстояние) к миру Минковского (где неизменен интервал: математическое выражение, связывающее время и расстояние) и затем - к искривленному "геометродинамическому" космосу Эйнштейна. Одновременно возникло функциональное пространство, в котором выполняются законы квантовой механики, с ее кажущимся индетерминизмом и несомненными парадоксами. Постепенно мы приходим к пониманию, что квантовомеханическое пространство есть модель, работающая не только в микромире (для которого ее первоначально построили), но и в обыденной жизни. Факт этот, впрочем, слишком нов и слишком неожидан, чтобы мы могли до конца оценить его значение.

Моделей материального тела (объекта исследования) было предложено несколько. Простейшей из них является материальная точка, позднее было корректно определено понятие абсолютно твердого тела, начались работы с бесконечными средами и, наконец, с деформируемыми средами. Тем не менее, во многих практически важных случаях приходится рассматривать систему многих взаимодействующих тел, численные методы исследования которой сейчас, как и столетие назад, "недостаточно разработаны".

Физика является точной наукой, ее методы безупречны и исчерпывающи. Поэтому в каждой конкретной задаче точно известно, насколько именно принятая нами модель отклоняется от реальности. Более того, если величина ошибки по каким-то причинам нас не устраивает, мы знаем, как перейти к более адекватной модели.

Тем не менее, довольно большое количество задач механики не может быть решено до конца. Чаще всего это связано с непреодолимыми математическими трудностями. Положите в пенал три разных карандаша и швырните пенал об стену. Если вас будет интересовать не только положение центра тяжести всей системы, но и движение отдельных карандашей, задача окажется не под силу современной математике, и вы не получите аналитического решения. Конечно, поскольку уравнения движения известны, при наличии достаточно мощного компьютера результат можно получить численными методами. Но требуемая вычислительная мощность будет экспоненциально расти при увеличении количества предметов в пенале и очень быстро превысит возможности любого "Крея".

В других случаях недостаточно развита базовая теория. Это касается прежде всего задач с фазовыми переходами: брошенное на бетонный пол стеклянное зеркало, несомненно, разобьется - для того, чтобы предсказать это не требуется высшего физического образования. Но вот на какие именно осколки оно разобьется? Задача, на современном уровне развития физики практически неразрешимая.

Следует иметь в виду, что теории движения сами по себе противоречивы и приводят к парадоксам. Конечно, классические апории Зенона, построенные в рамках аристотелевой модели, вызывают сейчас лишь улыбку. Намного труднее разобраться в "парадоксе близнецов" и других аналогичных задачках из курса специальной теории относительности. И совсем плохо обстоит дело, когда речь заходит о парадоксе Шредингера, демонстрирующем механизм, посредством которого квантовомеханическая бесконечномерная Вселенная отбрасывает тень на нашу обыденную реальность.

Указанные трудности и проблемы вовсе не ставят под сомнение колоссальные успехи физических методов исследования мира. Напротив, физика потому и является (наряду с астрономией) ведущей из всех естественных наук, что она может корректно определить границы своего незнания.

С точки зрения метатеории физика является простейшей наукой, поскольку ее объектами исследования являются системы, описываемые сравнительно небольшим числом параметров. Одним из сложнейших (во всех отношениях - с точки зрения базовой теории, модели пространства и модели объекта) разделов физики является квантовая механика атомов и молекул, объясняющая характер химического взаимодействия веществ.

Поскольку этот механизм представляет собой основу химии, на "лестнице наук" химия стоит выше физики - ее объекты исследования (вещества) с физической точки зрения сложны. Потому химия не может использовать для описания молекул физические модели: соответствующие квантовомеханические уравнения написать можно, но они будут заведомо неразрешимы.

Продолжая движение "вверх по лестнице", мы последовательно перейдем к биологии (основу ее образуют белковые молекулы, самые сложные объекты органической химии), психологии (которая работает с наиболее сложной биологической структурой - мозгом), социологии (где "базисной единицей" является личность, предмет изучения психологов), наконец, историей, рассматривающей социумы в их динамике.

Во всех случаях методология, схема "работы" науки неизменна и сводится к построению трех классов моделей: объекта, среды и взаимодействия.

Аналитическая теория военного искусства находится на стыке социологии, психологии и экономики; какая-то часть ее выводов входит в базис истории (динамической теории социумов). Таким образом, на "лестнице наук" аналитическая стратегия находится довольно высоко, что подразумевает сложность исследуемой системы под названием "война".

Сразу же отметим, что это само по себе предполагает наличие в системе огромного количества точек бифуркации. Нельзя исключить даже того, что множество особых точек плотно: события войны кажутся - на обыденном языке - "проявлениями полного хаоса", но, может быть, речь действительно идет о хаосе, о структурных системах, потерявших свойство аналитичности?

Ни в конце XVIII - начале XIX столетия, когда появились первые наброски классической военной науки, ни столетием позже - при Мольтке и Шлиффене, ни еще через поколение - при Лиддел-Гарте и Гудериане, теории хаотических систем не существовало. Нет ее и сейчас.

Поэтому классическая военная наука обречена работать с заведомо некорректной моделью. При любых обстоятельствах система хаотическая (или, скажем осторожнее, проявляющая тенденцию к хаотичности) будет эмулироваться в этой науке аналитической системой.

Базовая модель в аналитической стратегии.

Определим классическое оперативное искусство, как науку о движении модели армии на модели местности, и рассмотрим эволюцию указанных моделей.

Исходным представлением местности является белый лист бумаги, символизирующий бесконечную плоскость. При всей примитивности этой модели она позволяла ввести ряд основополагающих определений, классифицировать типы движения (например, разделить маневры армий на концентрические и эксцентрические), построить представление о системе коммуникаций и доказать ряд важных утверждений, касающихся снабжения войск. Заметим здесь, что фундаментальная теорема Кристаллера (1) (относящаяся, правда, скорее к большой стратегии, нежели к оперативному искусству) была доказана именно для бесконечной плоскости.

Естественным способом ввести на местности метрику и учесть ограниченные размеры государств является переход к конечному разграфленному листу бумаги. Если лист топологически эквивалентен квадрату восемь на восемь граф, мы получаем шахматную доску - прекрасную рабочую модель "пространства войны".(2)

Постепенно лист бумаги превращается в карту, на которую нанесены формы рельефа, границы, дороги и иные факторы, оказывающие влияние на движение. Следует, однако, помнить, что карта, как модель местности, исключительно неудобна. Дело в том, что расстояние между точками на карте и время, необходимое армии для перемещения между этими точками, не связаны простым соотношением. Иными словами, карта требует от оператора умения правильно читать себя.

Следующим шагом является преобразование карты в изохроническую схему, в которой роль расстояния играет обратное время. В наше время такое преобразование может быть легко выполнено компьютером, но и столетие назад эта задача не представляла серьезных трудностей. (3)

Если структурно сравнивать эти модели пространства с физическими, то речь идет об аналогах пространства Ньютона (бесконечная плоскость, конечная плоскость) и искривленного геометродинамического пространства Эйнштейна (карта, изохроническая схема). Весьма существенно, что военная наука на данном уровне своего развития не знает аналога квантовомеханического пространства.

Модель армии развивалась по преимуществу как теория управленческих структур. Ввиду чрезвычайно сильной системной индукции, эти структуры оказались сходными в различных государствах, что очень быстро привело к понятию единицы планирования (стандартной дивизии4, рассматриваемой вместе со своей системой снабжения). В дальнейшем теория развивалась в двух направлениях: создание методологии перехода от реальных войск к стандартным дивизиям и оптимизация структуры войск. (5)

Попытка как-то алгоритмизировать "процедуру стандартизации" привели к появлению довольно-таки эмпирических правил учета национальных особенностей (формулы вида: "это англичане, которые устойчивы в обороне", "у вас будет восемь дивизий, но, к сожалению, итальянских", "корпус состоял из пылких и страстных, но неустойчивых уроженцев Гаскони"), боевого опыта, морального состояния войск.

Тем не менее, "стандартная дивизия" остается интегральным объектом, который никоим образом не учитывает индивидуальности людей, ее составляющих. Заметим в этой связи, что все мастера военного искусства, начиная с Сунь-Цзы, ценили элитарные соединения и требовали в обязательном порядке иметь их в составе армии. Напротив, мастера военной науки, начиная с Клаузевица, считали такие части ненужными. (В яркой форме это проявилось в оценке Э.Манштейном войск СС.)

В аналитической теории рассматривается три вида движения "условных войск": маневр (части перемещаются в пространстве, свободном от противника), позиционная блокада (соединение пассивно препятствует действиям противника), нормальный бой.

Теория маневра весьма развита. По сути, аналитическая стратегия, как научная дисциплина, более ста лет занималась изучением только этой стороны военного дела.

Модель позиционной блокады есть антиманевр, "маневр, взятый со знаком минус". Разработка этой модели запоздала и лишь после Второй Мировой Войны привела к созданию теории позиции.

Нормальный бой классическая военная наука не изучает, полагая, что столкновение стандартных дивизий всегда подчиняется уравнениям Остроградского-Ланчестера, то есть, ход и исход его предопределен первоначальным соотношением сил.

Как правило, так оно и есть на самом деле, а немногие исключения усредняются процедурой интегрирования по всем "нормальным боям" в операции. Проблема, однако, заключается в бифуркационных тенденциям системы "война", которая, отнюдь не сводится к движению "стандартных армий" по картам с заданной метрикой.

Прежде всего, интегрировать можно далеко не всегда. Если на суше усреднение, обычно, действительно возникает, то морские бои уникальны: потеряв (из-за статистической флуктуации) четыре авианосца в одном сражении, трудно рассчитывать "отыграть" их в следующем. Кроме того, почти в каждой операции существуют критические моменты, которые определяют ее развитие в целом (например, захват неповрежденным важного моста). Случайный проигрыш на этой стадии не может быть исправлен последующими успехами.

Талант полководца в аналитической стратегии.

Современная военная наука считает деятельность ответственного командира сложной квалифицированной работой, требующей глубоких знаний, аналитических способностей, умения быстро рассчитывать варианты.

Первейшей задачей командира является создание адекватных требованиям момента организационных структур6. Следует еще и еще раз обращать внимание на важность своевременного (то есть, довоенного) решения этой проблемы. Весь план Шлиффена тактически обосновывался включением в состав германских армейских корпусов тяжелой гаубичной артиллерии. Японская концепция войны на море опирался на разработанные специально "под нее" взаимно сопряженные оргструктуры - авианосное соединение Нагумо и Первый Воздушный Флот. Немецкие "блицкриги" напрямую связываются с танковыми дивизиями, в то время, как поражение Франции - с отсутствием таковых (притом, что танков у французов было больше, чем у немцев, и танки эти были лучше)

Далее, командир обязан довести свое соединение до высокой степени боеготовности. Как правило, это означает всего лишь умение грамотно пользоваться находящимися на вооружении техническими системами. Опять-таки как правило, войска этого не умеют совершенно (7), что приводит к резкому снижению коэффициента их пересчета в "стандартные дивизии".

На войне задачей командира является оптимизация маневра, что подразумевает организацию разведки, связи, снабжения и - во вторую очередь - создание такой модели движения войск, которая приводит к нормальному бою при наивыгоднейших условиях. Разработка собственной схемы маневра или хотя бы нетривиального варианта такой схемы автоматически причисляет полководца к высшей военной элите.

Нормальный бой к оценке способностей полководца отношения не имеет. На любом уровне рассмотрения - от роты до группы армий - это всегда задача подчиненных командиров.

Заметим здесь, что в рамках аналитической военной науки от полководца, отнюдь, не требуется "гениальности", то есть способности увидеть в системе "война" нечто, доселе неизвестное. Тем более, он не обязан обладать "харизмой". Нет необходимости даже в сильном характере: подчинение "сверху - вниз" обеспечивается самой структурой армии.

Иными словами, полководец должен быть профессионалом, но он может не быть личностью.

Вероятностная стратегия и риск.

Простейшим обобщением классической модели оперативного искусства является переход к вероятностному распределению результатов "нормального боя". В рамках данного построения исход боя, соответствующий уравнениям Остроградского, признается не неизбежным, а лишь наиболее вероятным. "Отклонение от нормы" описывается тем или иным статистическим распределением (системой модификаторов - кубиков с разным числом граней, как это было принято у японских генштабистов в начале Второй Мировой Войны и как это делается в современных настольных ролевых играх серии D&D, классическим гауссовым "колоколом", "резонансной кривой" и пр.)

При этом подходе расчет штабом противника своих возможных "ходов" также может быть представлен в виде распределения вероятностей решений. Таким образом, "нормальный бой" теряет свой фиксированный результат; вместо этого мы получаем статистическое распределение возможных вариантов, определяющееся произведением вероятности данного боя на модификатор, описывающий вероятность данного исхода.

Мы имеем дело с нетривиальным обобщением "пространства войны", на статистическое пространство, являющееся некоторым достаточно далеким аналогом пространства квантового. Интегрируя по всем частным боям, получим распределение вероятностей исхода операции или даже войны в целом. Заметим, что здесь мы сталкиваемся с подобием "парадокса Шредингера": до тех пор, пока внешний по отношению к системе "война" наблюдатель не фиксирует калибровку, войну следует считать находящейся в смешанном состоянии, описывающимся суперпозицией ряда "собственных функций", некоторые из которых описывают победу, а некоторые - поражение. В этом плане можно сказать, что "вероятностная война" поддерживает состояние неопределенности.

В "аналитической стратегии" прослеживается желание ответственных командиров максимально сузить вероятностные распределения, а в идеале - вообще вернуться в классическому насквозь и до конца просчитываемому "нормальному бою". Лишь в рамках "стратегии риска", о которой шла речь в предыдущей статье, можно увидеть стремление "убежать от определенности" и поискать свои шансы на краю гауссианы.

Эти шансы могут быть найдены на пути расширения "пространства решений" (состояний). Чем больше степеней свободы у штабов, командиров и соединений, ведущих "нормальный бой", тем шире "резонансный спектр" возможных исходов. Поэтому "стратегия риска" - это всегда стратегия, лежащая за пределами Устава8. В известном смысле можно сказать, что по отношению к классическому военному искусству, различающему понятия "можно" и "нельзя", она носит "карнавальный" характер.

Разведка - элемент хаоса в аналитической стратегии.

Расчет вариантов в "классической стратегии" основывается на предположении о равной информированности сторон об обстановке. Понятно, что сторона, информированная лучше, получает преимущество, которое в некоторых случаях может вывести ситуацию за пределы аналитичности.

Организация разведки со времен Сунь-Цзы представляла собой важнейший сектор работы полководца. Разумеется, подавляющую часть информации доставляет войсковая разведка: кавалерийские завесы маневренного периода Первой Мировой Войны, разведывательные самолеты Второй, спутники - Третьей. Наконец, радиоперехват.

Следует, однако, помнить, что в организации войсковой разведки обе стороны находятся в одинаковом положении. Иными словами, такая разведка сводится к двустороннему обмену информацией, вполне укладывающемуся в рамки аналитической модели. Мы можем расширить определение снабжения, включив в него доставку частям и соединениям не только горючего, пищи и боеприпасов, но и необходимой для осмысленной боевой работы информации. Тогда, работа войсковой разведки влияет на количество "стандартных дивизий", тем самым - на ход и исход "нормального боя". Величину этого влияния не следует переоценивать.

Совершенно иной является ситуация с агентурной разведкой. В рамках этой подсистемы действуют не полки и эскадрильи, а отдельные люди - со своими совершенно индивидуальными особенностями: интеллектом, лояльностью, стойкостью, инициативностью, фантазией. Везением, наконец. Поскольку этих людей очень мало (по сравнению с характерной численностью армий), никакому усреднению их деятельность не поддается, оставаясь величиной, априори совершенно непредсказуемой. А это означает, что возможны - и время от времени реализуются - ситуации, в которых деятельность одного разведчика может привести к бифуркации в системе "война", то есть - к потере аналитичности. Классическая модель операции, построенная на равной информированности сторон, сразу же станет неадекватной, и выводы классической военной теории будут опровергнуты.

"Если бы войско знало, войско побило бы войско", - гласит французская пословица.

Неаналитичность агентурной разведки проявляется, прежде всего, как ее сверхэффективность. Во время Первой Мировой Войны с деятельностью шпионов связывают катастрофические для немцев результаты "прорыва" группы кайзеровских эсминцев в Финский залив. Анализируя деятельность немецкого агента, которая "наводила" подводные лодки на союзные конвои, ответственный офицер ВМС союзников заявил: "линкор, свободно разгуливающий по коммуникациях, не причинил бы нам столько вреда".

Следующая война принесла еще более разительные примеры. Разгром японского флота при Мидуэе стал возможен благодаря довоенной деятельности одного (двух) человек, добывших секрет японской шифровальной системы. В некотором смысле эти два человека подменили собой по крайней мере три ударных авианосца (что представляет собой где-то около 50% всего наступательного потенциала флота США, создаваемого десятилетиями на деньги всей страны). Аналогичную роль сыграла операция "Ультра" в срыве решающего наступления Роммеля под Эль-Аламейном.

До сих пор трудно оценить реальные результаты деятельности супругов Розенберг в США и О. Пеньковского в СССР. В обоих случаях, однако, можно уверенно говорить о стратегических последствиях шпионажа.

Если согласиться с тем, что разведка - прежде всего, агентурная разведка - представляет собой непредсказуемое, хаотическое звено в сугубо аналитическом мире военной науки, становится понятной и общепринятая недооценка ее роли (что проявляется, в частности, в вопросах о званиях и наградах: очень редко разведывательной сетью страны руководит человек в звании выше генерал-майора) и чрезвычайно жестокое отношение к пойманным неприятельским шпионам, которых в военное время казнят, а в мирное - приговаривают к многолетнему тюремному заключению.

В обоих случаях речь идет о борьбе принципиально обезличенного организма, каковым является армия, с индивидуальной человеческой активностью, подрывающей самые основы существования армии.

Чудо, как фактор стратегии.

Будем называть "чудом" всякое боевое столкновение, исход которого столь сильно отличается от "нормального", что это не может быть объяснено с точки зрения статистической модели. Подчеркнем, что речь в данном случае пойдет о событиях, скорее невероятных вообще, нежели маловероятных. (9)

Начнем изучение стратегических "чудес" с анализа захвата группой Витцига форта Эбен Эмаэль.

Итак, имеет место "наступающий" численностью в 75 человек при легком вооружении и "обороняющийся", насчитывающий 1.200 человек в бетонированных казематах при орудиях и пулеметах. В пересчете на "стандартные соединения" перевес сил обороняющихся никак не меньше 6 к 1 (полагая одного арийского десантника сразу за четверых бельгийских резервистов и используя для форта заниженный оборонительный коэффициент 1,5).

Если аппроксимировать статистическое распределение гауссианой, нормировав на 50% вероятность успеха при трехкратном превосходстве наступления над обороной (что, исходя из опыта обеих мировых войн, завышено), получим, что ставки на отряд Витцига следовало принимать где-то из расчета 1 к 1.000.000. В действительности дело обстояло еще хуже, поскольку при отсутствии у наступающего тяжелого вооружения никаких шансов на успех не было вообще!

Тем не менее, операция "Гельб" не производит впечатление выигранной случайно - из-за слишком уж большой глупости противника или фантастического везения. Иными словами, подсознательно мы воспринимаем звенья этой операции - захват бельгийских мостов и фортов, расчистка завалов и минно-взрывных заграждений в Арденнах, форсирование Мааса без поддержки артиллерии, быстрое продвижение к морю с "повисшими" флангами - как вполне реальные. В манштейновской авантюре присутствует своя логика. Логика невозможного.

Анализируя штурм Эбен Эмаэля и сходные события, принято говорить о "внезапности". Б.Лиддел-Гарт указывает, что гарнизон форта был не готов к отражению именно этого вида атаки - воздушного десанта. Но, помилуйте, неизбежность скорого вторжения в Бельгию была в мае 1940 года очевидна всем - от короля Леопольда до последнего мусорщика. Что же касается использования ВДВ, то в конце 30-х годов такая возможность уже не была новостью и учитывалась при военном планировании. Таким образом, если операция Витцига и оказалась для бельгийцев внезапной, то речь должна идти о не совсем привычной трактовке понятия "внезапность".

Рассмотрим с этой точки зрения операции японцев против Перл-Харбора, Филиппин и Сингапура в декабре 1941 года. Не подлежит сомнению, что союзники оказались совершенно не готовыми к сражению. Однако же, конвои, идущие к Малайе, были обнаружены с воздуха задолго до высадки; о неизбежности атаки Перл-Харбора американцы были предупреждены не только "расколотым" японским дипломатическим кодом, но и многообразной косвенной разведывательной информацией. Что же касается Филиппин, то атака Манилы по погодным условиям была задержана и состоялась лишь через несколько часов после официального объявления войны.

Вновь перед нами противоречие: внезапность достигнута, однако, объективно ее не было и быть не могло.

Здесь, пожалуй, лежит первый из ключей к понятию стратегического чуда: в таких операциях субъективные факторы начинают превалировать над объективными. Иными словами, хотя объективно в рассмотренных выше примерах внезапности не было, субъективно она была достигнута в полной мере: обороняющийся оказался психологически не готов оказать сопротивление и принял в качестве истинной ту картину мира, которую построил для него наступающий.

Речь идет, по сути, об индукции безумия. Сторона, дерзнувшая подготовить и осуществить невозможную операцию должна быть чуть-чуть (или не чуть-чуть) "не в себе". Но безумие, будучи проявлением в индивидуальной психике сил хаоса, и в самом деле заразительно. У десантников Витцига, у летчиков Футиды, у саперов Ямаситы были особые "тоннели Реальности", искаженные, болезненные, но и привлекательные, как любая сказка. Добропорядочные англо-франко-бельгийско-американские воины столкнулись с подлинным сумасшествием, с яростной, почти религиозной верой в неизбежность чуда. И их уравновешенное мировоззрение оказалось бессильным против этой веры.

Мы уже говорили о шредингеровской проблеме в стратегии. Всякий бой на какое-то время существует как суперпозиция состояния победы и поражения. "Калибровка действительности" фиксируется актом выбора, единым для обеих сторон: не только немцы должны поверить, что они выиграли, но и бельгийцы согласиться с тем, что они проиграли. И с этой точки зрения мы должны признать правоту Ф.Фоша: "Выигранная битва - это та битва, в которой вы не признаете себя побежденным".

Никто, однако, не знает, как не признать себя побежденным...

Восьмиконтурная модель психики. Личностное содержание неаналитической стратегии.

Ключ к пониманию высших, неаналитических, форм стратегии может дать восьмиконтурная модель психики Т.Лири. Согласно данной модели поведение человека может быть представлено как результат взаимодействия нескольких жестко закрепленных (импринтированных) паттернов.

Древнейшим из них является биовыживательный контур, сцепленный с продолговатым мозгом. Контур этот возник с появлением жизни на Земле; современную форму он принял у первых млекопитающих. У человека импринт первого контура возникает при рождении.

Биовыживательный контур определяет сосательный рефлекс и далее все функции организма, связанные с питанием. Он же инициирует в человеческих языках систему понятий, а в культуре - ценностей, связанных с образом Матери.

С военной точки зрения первый контур обеспечивает так называемую "спайку" в частях и соединениях перед лицом опасности. Будучи древнейшими, импринты первого контура всегда широко использовались в военном деле; проявлением этого контура в классической стратегии является принцип экономии сил (следует предпочесть такой образ действий, при котором минимальны потери). В рамках высшей стратегии биовыживательный контур отвечает за этику войны: им, в частности, продиктовано императивное требование минимизировать жертвы среди мирного населения сражающихся сторон, то есть, прежде всего среди матерей и детей.

Эмоционально-территориальный контур связан с подкоркой головного мозга и возник вместе с древними приматами. Этот контур отвечает за проявление низших эмоций (прежде всего - активной и пассивной агрессии) и определяет положение индивидуума в "стае" одомашненных приматов - людей. Импринт второго контура возникает на первом году жизни ребенка - в период овладения ходьбой.

Контур инициирует систему понятий, связанных с иерархией, подавлением, насилием, территорией обитания. В известном смысле государства и армии представляют собой отражение на уровне социума болезненных импринтов второго контура.

В армии второй контур проявляется как гротескная военная дисциплина и ее тень - дедовщина. В большей степени именно этот контур "отвечает" за жестокость войн, военных конфликтов, да и "мирной" казарменной жизни. Воплощением импринта эмоционально- териториального контура служит сержант, который, заметим, может носить и генеральские погоны.

Семантический контур имеет отношение к коре левого полушария и, частично, к лобным долям головного мозга. Импринт происходит, когда ребенок учится говорить, то есть - когда, повторяя эволюцию вида, человеческий детеныш:

"...сойдя с ума, проснулся Человеком,

опаснейшим и злейшим из зверей,

безумным Разумом и одержимым Верой..."

Данный контур определяет, собственно, разум: умение находить логические (т.е. измеримые) связи между объектами, умение аргументировать свою позицию, не прибегая к физической силе или эмоциональному давлению. Контур отвечает за научное познание, и воплощением его может быть признан ученый, являющийся одновременно и узким специалистом в своей области и человеком высокой культуры.

Революционный вклад в военное искусство классической "немецкой школы" (Клаузевиц, Энгельс, Мольтке старший, Шлиффен) состоит именно в обогащении армейской среды паттернами третьего контура. Германский Генеральный штаб "породил новый тип офицера - никогда не участвующего в боях, и, скорее, ученого, нежели солдата". Это немедленно привело к антагонизму между штабами и передовой, но, тем не менее, позволило создать аналитическую теорию стратегии и блестяще воплотить ее в жизнь.

Серьезной ошибкой немецких военных аналитиков была уверенность, что Разум и в самом деле исчерпывается третьим контуром (характерное заблуждение интеллигенции, от которого ей так и не удалось избавиться, несмотря на опыт трех мировых войн и нескольких революций). Между тем, Советский Союз убедительно опроверг аналитические построений стратегов шлиффеновской школы, распространив "пространство войны" на иную - социальную плоскость.

Социально-половой контур определяет паттерны сексуального поведения и формируется в предпубертатный и пубертатный периоды развития человека. Исторически он был порожден тяжелейшими противоречиями в прасоциумах, где крупные приматы, в психике которых эволюционно задан личный эгоизм, учились жить в коллективе, не сводящемся к семье или стае. Биохимически контур связан с "новой корой" левого полушария и таламусом.

Четвертый контур задает формы взаимосвязи индивидуума и общества; именно с этим контуром связаны религиозные и идеологические течения (превращенные формы сексуальности).

В военном деле четвертый контур породил отвратительную, но действенную гипермодернистскую стратегию, которые мы определили, как войну против самих условий существования неприятельского государства и народа. (10)

Четвертый контур превращает убийство (и самоубийство) на войне в форму сексуального поведения, то есть, использует для решения стратегических задач основной у большинства людей ресурс психики. Именно использованием паттернов социально-полового контура удалось создать войсковые части, начисто лишенные инстинкта самосохранения. (11)

Этим контуром кончается первый круг психики: ее древнейшие отделы, отвечающие за эволюционно устойчивые личные стратегии, ее сравнительно новые конструкты, инициирующие эволюционно-неустойчивые поведенческие паттерны. Однако, мозг, являясь информационной моделью Вселенной, содержит в себе структуры, связанные не только с прошлой эволюцией (сохранение смыслов), но и эволюцией будущей (распаковка смыслов).

"Контуры второго круга" проявлены не у всех; с этой точки зрения их функционирование неочевидно. Высшие моды психики - нелокальный квантовый контур и контур метапрограммирования - отвечают за связь индивидуума со Вселенной в целом. Сомнительно, чтобы на том уровне, на котором функционируют эти контура, могли иметь хоть какой-то смысл локальные военно-политические "разборки" на одной из планет Солнечной Системы. (12)

Иначе обстоит дело с промежуточными контурами и прежде всего - пятым или нейросоматическим. Этот контур связан с корой и подкоркой правого полушария мозга и активно импретируется на уровне социума в наши дни (13). (Мы не знаем, каким именно образом происходит импринт на уровне индивидуума; предполагается, что он каким-то образом связан с ведущей функцией левой руки. Существуют психофизиологические средства и медитативные техники, позволяющие спроектировать сознание на уровень пятого контура - примером подобной техники может служить ребефинг.)

Нейросоматический контур отвечает за интуитивные "проколы Сути", и с этой точки зрения стратегия чуда всегда связана с возбуждением в психике ответственного командира нейросоматического уровня, позволяющей построить и навязать - своим войскам и противнику - безумный "тоннель Реальности". Другими словами, мышление на уровне пятого контура позволяет увидеть победу, средства, при помощи которых она будет достигнута, и чудеса, которые для этого понадобятся. Здесь кроется секрет "странных инноваций": они, отнюдь, не берутся "с потолка", но привносятся в мир интуитивными озарениями. Каждое такое новшество поэтому имеет смысл, хотя сплошь и рядом он скрыт от аналитического истолкования. (14)

Значительно более богатые ресурсы содержит шестой - нейрогенетический контур. Если интуитивные озарения пятого происходят все-таки на уровне личности, то шестой контур включает в работу коллективный мозг всего социума - архетипические конструкты, коллективное бессознательное. Это уровень богов, богинь и демонов, уровень представлений (здесь математический термин "представление" используется, как отдаленный синоним слова "воплощение") эгрегоров и иных информационных объектов. В стратегии шестой контур - кольцо Всевластья, позволяющее решать любые задачи или же обходиться без их решения.

В истории не было полководцев, сознательно работающих с нейрогенетической составляющей своей психики, однако паттерны этого уровня оставляют следы (прежде всего, на близком к нему нейромомантическом уровне), которые могут быть прочитаны и использованы.

Проявлением информационного давления шестого контура в стратегии служит "закон серии" - волнообразное чередование "счастливых" и "несчастливых" серий событий. "Чудесная операция" может иметь успех, только если она попадает в "полосу благоприятствования".

Классическая теория вероятностей неприменима к серийным полосам, порожденным паттернами нейрогенетического контура. Совпадения в таких сериях только кажутся случайными: совпадение есть механизм, посредством которого организующие структуры коллективного бессознательного проявляет себя в мире наблюдаемом. (15)

С нейрогенетическим "законом серии" связано издревле известное явление "предварительного преодоления обстоятельств", проявляющееся в классической формуле: "безумцам сопутствует удача". Заметим, что эта поговорка вновь связывает неаналитические операции с безумием.

Итак, неаналитическое военное искусство связано с возбуждением в психике командующего высокоэнергетических структур, известных в теории Т.Лири, как нейросоматический и нейрогенетический контура мозга. Поскольку на данном уровне развития человечества далеко не все индивидуумы умеют работать с высшими поведенческими паттернами, неаналитическая стратегия носит исключительно личностный характер и требует от командира проявления особых способностей. Речь идет по сути о личной гениальности, о реконструировании "пространства Войны" на основе полученных интуитивным путем знаков, символов, а то и просто намеков.

Гитлер как полководец.

"Великий фюрер германской нации" был одним из очень немногих полководцев, которые совершенно сознательно использовали в руководстве войсками "проколы Сути": внелогические предвидения определенных событий и их последовательностей. Гитлер не имел высшего образования и не научился профессиональным приемам работы с информацией. В результате его "озарения" были, как правило, очень "сырыми", содержали именно намек на решение, но, отнюдь, не само это решение.

Тем не менее, гитлеровские "предвидения" дали Рейху неоценимое стратегическое преимущество. Фюрер во всяком случае сообщал ту область, в которой следовало искать победные бифуркации. Воспользовавшись этой подсказкой, грамотные штабисты могли построить решение, если не идеальное, то, во всяком случае, удовлетворяющее граничным условиям.

Однако, отношения между Гитлером и штабом ОКХ сложились самым неудачным образом. Генералы вовсе не были расположены выслушивать наставления со стороны человека, имеющего лишь унтер-офицерский военный опыт. Соответственно фюрер подчеркнуто игнорировал генштабистов и их предостережения. (16)

В результате в высшем командном звене фашистской Германии начинается "перетягивание каната": в качестве личного штаба фюрера создается ОКВ, сразу же вспыхивает что-то вроде войны за ресурсы между ОКВ и ОКХ, стороны саботируют решения друг друга: Гитлер не дает нормально управлять войсками, распоряжаясь дивизиями и даже батальонами, со своей стороны Гальдер прилагает все усилия, чтобы сорвать выполнение даже вполне осмысленных распоряжений своего командующего. После отставки Гальдера роль лидера "фракции ОКХ" переходит к Э.Манштейну, и вся история повторяется по новому кругу...

Между тем, и Э.Манштейн и Ф.Гальдер были вынуждены признать, что и до войны, и во время войны Гитлер нередко бывал прав, хотя, обычно, правота его была глубоко неочевидна. Но в таком случае им следовало отказаться от "тоннеля Реальности", порожденного третьим (семантическим) контуром и поступать в согласии с основными принципами воинской дисциплины. Анализируя ход одной стратегической игры, в которой он участвовал, Ф. Дельгядо, исполнитель роли начальника штаба ОКХ, написал в этой связи:

"Если смириться с безумием Главкома, а смириться придется, то остается весьма важный вопрос: а как же относиться к его явно безумным приказам и планам?

Ответ с точки зрения военной дисциплины идеальный - выполнять. Как показывает мой весьма большой опыт, нет настолько безумного приказа, который нельзя либо выполнить, либо обойти, либо по которому нельзя убедительно отрапортовать о его выполнении.

Третий способ русские называют 'tufta'."

Эта шуточная формула может считаться базовой для организации взаимодействия командной и штабной структур в неаналитической операции. Штаб должен оставаться рабочим органом командующего, переводящим интуитивные прозрения высших контуров сначала на семантический уровень (третий контур), а затем на уровень эмоционально-территориальных приказов (второй контур).

"Закон серии" и сражение у атолла Мидуэй.

Весь японский план войны базировался даже не на "стратегии риска", а на "стратегии чуда". В этой связи важнейшее значение приобретали высшие психологические контура: лишь интуитивные прозрения позволяли сторонам как-то планировать весенне-летнюю кампанию 1942 года. Но в таком случае следовало максимально серьезно отнестись к тем намекам и обещаниям, которые время от времени дарило будущее.

Если какая-то операция японского флота и начиналась сочетанием неблагопритяных предзнаменований, то это был именно Мидуэй. Одновременная болезнь трех главных фигур в "стратегическом пасьянсе" - Футиды, Ямамото и Гэнды (людей, вообще говоря, болеющих крайне редко) - совпадение, более чем необычное. Как раз тот случай, когда следует обратить внимание на складывающуюся негативную серию.

Если бы японцы расшифровали "знаки", настойчиво посылаемые Вселенной (или Судьбой?), операция была бы отложена "до завершения ремонта авианосца "Секаку"" - в этом плане сражение в Коралловом море обусловило благовидный предлог. Американские корабли вышли бы к атоллу Мидуэй и не нашли бы там противника. Само по себе это означало бы банкротство высшего командования Тихоокеанского флота: в то время, как противник атакует Алеутские острова, лучшие авианосцы ВМС США сжигают топливо, бесцельно маневрируя в пустом океане. Появились бы обоснованные сомнения в правильности дешифровки японских кодов. Конечно, в этой явно неаналитической ситуации есть много разнообразных вариантов, но с достаточной степенью вероятности можно предположить, что корабли, самолеты и морская пехота будут отозваны с Мидуэя... после чего японская операция, отложенная на две недели или на месяц, пройдет совсем легко.

Но в текущей Реальности предостережения шестого контура прочитаны не были, и Боги (напомним, именно на этом уровне психики они существуют, как представления коллективного бессознательного) навсегда отвернулись от страны Ямато.

Структура неаналитической модели в стратегии.

Итак, неаналитическая операция представляет собой самый эффективный, но и самый непредсказуемый способ преобразования пространства войны. Такого рода стратегия носит личностный характер: она подразумевает ответственных командиров, способных сознательно работать с ресурсами высших психических уровней - нейросоматического и нейрогенетического. Неаналитическая операция представляет собой квинтэссенцию "стратегии риска" . "Парадокс Шредингера" проявляется здесь в полной мере - до самого конца текущая Вселенная осциллирует между состояниями, отвечающими сокрушительному поражению или абсолютной победе.

Платой за "стратегическое чудо" служит уменьшение достоверности текущей Реальности - послевоенный мир оказывается неустойчивым и проявляет тенденцию к самопроизвольному бифуркационному возвращению в "основное состояние". Само по себе это не должно вызывать беспокойства: речь идет, по сути, об антиэнтропийном характере процессов, инициируемых неаналитической операцией. Вся человеческая история, вся эволюция жизни на Земле - антиэнтропийны. Жизнь менее устойчива, нежели смерть, но разве это повод не жить?

Однако же, неустойчивый характер "конечного состояния" подразумевает, что оно на самом деле не является конечным: неаналитическая операция продолжается и за второй критической точкой (точкой стабилизации позиции)! То есть, ответственный командир обречен последовательно выступать в роли трех ведущих богов индуистского пантеона: как Шива он разрушает мир, как Брахма создает новый и как Вишну охраняет его... пока хватает сил.

Планируя неаналитическую операцию, следует помнить и о том, что такие операции слишком красивы и потому создают шансы обеим сторонам. Иными словами, красивые ходы и этюдные решения могут найтись и у противника.

Тем не менее, для стороны изначально слабейшей, альтернативы "стратегии чуда" нет. В рамках аналитической модели ранжированы не только флота, но и армии, и государства. Потому исход столкновений между ними предопределен.

Разработка неаналитической операции существенно отличается от обычного планирования. Модель такой операции составляется для Пространства Войны, богатого точками бифуркации. Это означает, что многие понятия классической стратегии "не работают": так, например, невозможно корректно определить связность позиции. (17)

Поэтому "позиция" в неаналитической операции есть синоним понятия "текущая Реальность", а "преобразование позиции" должно восприниматься как буфуркация, "тоннельный переход" между Реальностями.

С этой точки зрения структура неаналитической операции определяется почти исключительно особыми точками пространства Войны. Задачей ответственного командира является поиск (или, что в известном смысле то же самое - создание) таких бифуркаций, которые приводят систему "Война" в желательное состояние. Решение этой задачи лежит, как мы выяснили, на пути эксплуатации высших мод человеческой психики - "проколов Сути".

Далее, выбранная безумная Реальность должна быть противопоставлена текущей (обыденной) и навязана своим войскам и войскам противника в качестве "единственно возможной".

Наконец, "стратегию чуда" необходимо корректно оттранслировать на языки семантического и эмоционально-территориального контуров: иными словами, она должна быть представлена, как сугубо аналитическая. (18) Это требует четкой работы штабов, инициирующих аналитическую составляющую хаотической операции. (19)

Роль штаба возрастает неимоверно: он должен не только перевести интуитивные прозрения командующего в конкретные приказы и распоряжения, не только исправить неизбежные ошибки неточно прочитанных "символов грядущего", не только обеспечить динамическую устойчивость принципиально неустойчивой операции, но и организовать управление войсками вблизи точки бифуркации, где решения необратимы и не могут быть исправлены, а характерные частоты управленческих процессов резко возрастают (20). С этой точки зрения "стратегия чуда" есть развитие аналитической стратегии, а не опровержение ее.

"...Теоретически ты знал, что за твоими заклинаниями стоит абсолютная власть. Сам Хаос. Работать непосредственно с ним крайне опасно. Но, как видишь, все-таки, возможно. Теперь, когда ты это знаешь, учеба завершена."

Сноски

1. Теорема Кристаллера описывает идеальное распределение иерархических сетевых узлов в транспортной системе. Всякое отклонение от такого распределения увеличивает транспортное сопротивление и соответственно, издержки производства. Примером государства, дорожная сеть которого соответствует требованиям теоремы Кристаллера может считаться США (в особенности, Восточное побережье и Великие равнины).

2. Шахматы иллюстрируют такие основополагающие понятия аналитической стратегии, как позиция, оперативная тень (в шахматах - рентген и силовая линия), слабые и сильные пункты, темп, центр позиции и пр. Именно поэтому аналитическая теория войны и позиционная школа шахматной игры имеют много общего.

3. Пользование изохроническими схемами удержало бы союзников от некоторой части бессмысленных наступлений на Западном фронте Первой Мировой Войны; "Бег к морю", например, был бы разыгран, как совокупность маршей, а не сражений.

Особый интерес такие схемы представили бы для японского военно-морского командования, которое многие свои операции в период Второй Мировой Войны строило на косвенном взаимодействии первоначально изолированных групп кораблей. Изохронический анализ позволяет автоматически определять наивыгоднейшее взаимное расположение таких групп.

4. Если речь идет о столкновении армий; для обеспечения приемлемой точности единица планирования должна быть на два уровня иерархии меньше, нежели исследуемая система.

5. Имея одинаковые войска, технику и условия снабжения, можно построить очень разное число "стандартных дивизий". Это связано с соотношением между боевыми и обслуживающими частями, особенностями организации связи и управления, заданной структурой взаимодействия между соединениями, тонкостями дифференциальной регулировки снабжения. Например, советский мехкорпус 1941 года был "перетяжелен" по количеству танков при нехватке средств связи и автотранспорта. В результате его боевые возможности были подорваны: при выполнении любых задач, кроме сугубо позиционных, для которых танки малопригодны, соединения корпуса получали недостаточное снабжение как материально-техническими средствами, так и информацией. Это означает, что корпус вовсе не сводился к восьми "стандартным" немецким дивизиям по 135 танков: в лучшем случае он насчитывал две такие дивизии.

6. Понятно, что такие структуры должны быть оптимизированы под конкретную операцию. Ввиду чудовищной инертности военной машины этого, обычно, не происходим: воевать приходится в рамках утвержденных раз и навсегда штатов. Сплошь и рядом штатное расписание благополучно "переживает" и мировые войны, и пару-тройку революций в военной технике.

Заслугой Г.Гудериана было не более или менее удачное проведение кампаний в Польше, Франции и России, но разработка оптимальной структуры танковых войск.

Тяготение военных к стереотипным штатным расписаниям не может иметь никакого оправдания. Например, вполне пригодная для операций на Восточном Фронте классическая немецкая структура управления и снабжения (армия - корпус - дивизия) была недостаточно гибкой для потребностей Северо-Африканского и Крымского ТВД: немцы добились бы большего, использовав бригадную организацию.

Концепция балансировки соединения под конкретную задачу применялась - последовательно, хотя и не вполне разумно - только в Японском Императорском Флоте.

7. В 1913 году английские моряки на тренировках стреляли по неподвижной цели на расстоянии 4 - 6 миль. Первое же (произведенное Д.Битти) учение на скорости 26 узлов и расстоянии около 8 миль дали ноль попаданий. Советские танкисты в 1941 году имели "в среднем" двухчасовой опыт вождения танков, из орудий не стреляли вообще, рациями пользоваться не умели. Летчики того же периода тренировались совершать атаки при скоростях, на 100 км в час меньше, нежели расчетные боевые. За редчайшими исключениями (японский флот при И.Ямамото) тяжелые корабли межвоенного периода не умели по ночам выходить из базы и заходить в нее (в коммерческом флоте такой маневр считался в порядке вещей).

Во Второй Мировой Войне сражались "лыжные батальоны, не обученные пользоваться лыжами", горно-стрелковые войска, не способные действовать в горах, морские десантники, не умеющие плавать и боящиеся воды...

8. Чем сложнее "пространство войны" (т.е. множество всех факторов, событий, обстоятельств, влияющих на состояние системы "война"), тем, как правило, больше возможных точек бифуркаций, больше существенно различающихся "конечных позиций". С этим связано стремление мастеров военного дела обогащать аналитическую реальность инновациями, зачастую весьма странными и вычурными. К такого рода попыткам можно отнести некоторые технические системы (японские "ныряющие снаряды", немецкие "асимметричные самолеты", итальянские человеко-торпеды и пр.), "исключительно непрямые" - в терминологии Лиддел-Гарта - оперативные планы (например, объявление Германией в декабре 1941 года войны США, что может быть рассмотрено по мнению западногерманского историка С.Хаффнера "как зов о помощи"), разнообразные тактические "выкрутасы" (переодевание в чужую или нейтральную форму, провокационные приказы, отданные на радиочастотах противника и т.д. - мастерами такого рода боевых действий показали себя израильтяне в 1967 и отчасти в 1973 гг.). Как правило, реальный вред от подобных действий невелик, и их проще всего просто игнорировать. В этом случае они остаются в истории, как некое чудачество. Если, однако, противник начнет реагировать на странные инновации, включая их тем самых в собственное "пространство войны", система "война" приобретает дополнительные степени свободы. Это еще не значит, что она обязательно претерпит бифуркационный скачок, но вероятность такого исхода повышается.

Поэтому экстенсивное нагромождение инноваций представляет особый вид стратегии за слабейшую сторону. Стратегии, направленной на размытие спектра возможных "конечных состояний" системы "война".

Само собой разумеется, что сильнейшая сторона может использовать тот же прием - и притом с меньшим риском. Но, как правило, человеческий ум более изворотлив в тяжелой ситуации; выигранные же позиции для него не столь интересны.

Для страны, проигравшей в очередном раунде раздела мира, это представляет определенные шансы.

9. Конечно, существует вероятность того, что типографский шрифт, выброшенный из окна, образует при падении строки "Илиады", а весь воздух в силу статистической флуктуации соберется в правой половине комнаты, вследствие чего люди, оказавшиеся в другой половине, задохнутся. Однако, характерное время ожидания подобного события на много порядков превосходит характерное время жизни Вселенной, что, собственно, и означает, что случайно они не происходят никогда.

10. См. С.Переслегин Основные понятия аналитической стратегии. В кн. Э.Манштейн "Утерянные победы". М., 1999 г.

11. С этим и был связан провал операции "Барбаросса". Аналитическая стратегия не могла рассчитывать на "чудеса четвертого контура": неделями сражающиеся в окружении корпуса и дивизии. С точки зрения военной науки по всем разумным соображениям этим частям надлежало сдаться. Соответственно, в операции появился механизм торможения, аналитическими расчетами не предусмотренный.

12. Существует простая семантическая формула, хорошо помогающая при "советских" и "пост-советских" обобщенных неприятностях на работе: "А ты уверен, что через десять лет будешь помнить этот конфликт?" Для крупных социальных процессов можно говорить о ста годах. (Кто, кроме историков, сейчас сможет с ходу назвать участников Тридцатилетней войны? Итоги войны семилетней. Да хотя бы основные статьи Версальского договора?) Между тем, высшие контура оперируют возрастом Вселенной, и людям, у которых эти контура импретированы, в высшей степени безразлично, и в чьих руках находится устье Тары, и какого цвета флаг водружен над Рейхстагом/Кремлем/Белым Домом.

13. Имеется в виду, конечно, антропологический масштаб со шкалой более 1.000.000 лет. То есть, "наши дни" - это приблизительно одно тысячелетие.

14. Следует помнить, однако, что большинство ответственных командиров не натренировано в работе со старшими контурами сознания. Иными словами, знаки, которые посылает в ходе интуитивных озарений "дружественная Вселенная", могут быть неверно поняты. Многие уродцы из военной кунсткамеры были порождены именно ошибкой в дешифровке нейросомантического символа.

15. Смысл этого утверждения иллюстрируется анекдотом о Христе, играющим в гольф со священником.

После удара священника мяч останавливается в трех футах от лунки. "Отличный удар", - замечает Иисус, и с размаху бьет по мячу, отправляя его в противоположную от лунки сторону. Мяч попадает в зайца, тот с испуга берет его в зубы и бежит через все поле, зайца хватает коршун, но он оказывается слишком тяжелым, коршун роняет его, шар выпадает изо рта зайца и оказывается прямо в лунке. "Папа! - раздраженно говорит Христос, - Я же просил: дай поиграть!"

16. См. Ф.Гальдер. Военные дневники. М. 1967 - 1971.

17. Вариационная задача, к решению которой сводится вычисление связности, может быть задана только на гладком многообразии. Пространство неаналитической операции таковым не является.

18. Это требование связано с принципиальным различием контуров первого и второго круга. Высшие контура связаны с будущим и с точки зрения "сейчас и здесь" задают лишь потенциальную возможность некоего события. Операция, превращающая эту возможность в достоверность, должна иметь свое выражение на языке "объективных" контуров, ориентированных на настоящее и прошедшее.

19. Вновь процитируем Ф.Дельгядо: "Так, например, когда Главком требует рассчитать график переброски войск с помощью воздушного моста, но при явном отсутствии как достаточного числа самолетов, так и аэродрома посадки, ему безусловно нужно сообщить о выполнении приказа и при этом разработать схему, вообще не требующей применения транспортной авиации. Более того, потом можно использовать высвободившиеся транспортные самолеты для гораздо более важных целей..."

20. Неаналитическая операция подразумевает цейтнот: время принятия решения близко к нулю.


Главная    Академия    Стратегия чуда: введение в теорию неаналитических операций