Размещено на сайте 26.06.2008.

В тридцатые годы прошлого века в СССР была популярна доктрина итальянского генерала Джулио Дуэ, посвященная использованию авиации во время войны. Книга Дуэ «Господство в воздухе» очень сильно подействовала на умы советских теоретиков и послужила основой для разработки идеологии тотальной воздушной войны, концепции «Малой кровью и на чужой территории». Идеологии, согревавшей сердца большой группы руководящих товарищей.

Итоги нам известны – построив огромный флот бомбардировщиков, но не вписавшись в цикл переоснащения армии техникой нового поколения у вероятного противника, Советский .Союз получил противника реального. Авиация первой проиграла начальный этап войны и потребовались отчаянные усилия армии, чтобы держать оборону без авиации, а промышленности, народа, чтобы восстановить эту составляющую армейской триады.

Мы далеки от того, чтобы строить собственные схемы и версии причин столько неудачного для СССР начала Великой Отечественной войны – это дело специально подготовленных людей. Но в эти июньские дни, примыкающие к дате начала столь трагической для страны войны, все же захотелось познакомить читателей «Методолога», с методическими воззрениями генерала Дуэ. Он пишет про тенденции и их прерывание, про то, что войны выигрывают не заслуженные и всем известные системы, а серые мышки, недооцененные до начала боевых действий никем... Почитайте, поищите параллели с известными нам законами развития техники и ограничениями, накладываемыми на их использование реальными обстоятельствами.

Редактор

Глава II. Метод Дуэ

Человек доктрины характеризуется методами своего мышления и рассуждения. Методы Дуэ очень типичны. В его мнении об истории, в его манере рассуждать и спорить, в его мыслях о том, чем должна быть доктрина, — во всем этом проявляется его характер.

На первый взгляд может показаться, что мысли Дуэ об истории страдают противоречиями.

Он почти всегда подчеркивает свое глубокое пренебрежение к истории и ее урокам.

«Тысячелетняя история войны, которая учит многому, среди прочего учит и тому, что до наших дней воздушная война еще не появлялась на сцене и что, следовательно, эта тысячелетняя история ничего не может сказать по этому вопросу и не может оказать нам никакой поддержки» (декабрь 1928 г.){11}.

«История, которая является историей приложения основных идей, принятых до сих пор в военном искусстве, больше ничему не может научить нас» (ноябрь 1929 г.){12}.

«К сожалению, никто из тех, кто ищет в истории уроков для будущего, не находит никакого прецедента воздушной войны» (август 1928 г.).

Эта точка зрения высказана еще подробнее в следующей выдержке: [23]

«Мы богаты тысячелетним наследством. Но это внушительное наследство не должно мешать нашему движению вперед, в будущее. Мы должны извлекать из этого наследства только то, что может быть полезно нам в настоящем или в будущем. Мы должны смотреть именно в это будущее, чтобы распознать и разрешить задачи, которые нам представятся, — разрешить их нашим умом, нашими силами, нашими средствами, а не искать лениво прецедентов, словно дело идет о бюрократической практике. Чтить могилы — прекрасное и благочестивое занятие, но жизнь развивается за пределами кладбищ...

Война — это возможность будущего, и (я никогда не устану повторять это) мы не можем встретить ее, обратив свои взоры в прошлое. К войне нельзя готовиться на основании уроков, извлеченных из прежних войн, так как такие уроки могли бы послужить нам только в том случае, если бы будущие войны неизбежно должны были развиваться в одинаковых условиях с прежними, а это никогда не может случиться.

Те, которые придают большую ценность опыту минувшей войны в смысле извлечения из него уроков для будущей войны, забывают, что величайший реальный урок мировой войны заключается именно в следующем: чтобы готовиться к будущему, нужно искать вокруг себя, в настоящем.

В самом деле, кровавый опыт 1914—1918 гг. ярко показал, что все воюющие державы, в том числе и Германия, выступили на борьбу неподготовленными к действительности войны, так как они слишком много смотрели назад, в прошлое, недостаточно — вокруг себя и еще меньше — вперед, в будущее.

Малокалиберное оружие, подводное оружие появились не во время войны. Они существовали и раньше, их знали, применяли их на маневрах; все их имели. Если бы эти средства были изучены без предвзятых мыслей, объективно, в стремлении определить их действие и вытекающее из него влияние на характер войны, то, конечно, ни их действие, ни их влияние не ускользнули бы от внимания, — и не было бы тех неожиданностей, которые приводили в замешательство и которым пришлось противостоять во время кризиса. [24]

К сожалению, исторический предрассудок пользовался общим распространением. Умы находились во власти Наполеона и Мольтке. Таким образом, увеличение скорострельности малокалиберного оружия считали увеличением силы огня, благоприятствующим наступлению, ни минуты не помышляя о том, что это усиление неизбежно приведет к такому повышению мощи обороны, что достижение нарушения равновесия, обусловливающее победу, будет длительным, трудным и дорогостоящим.

На подводное оружие также смотрели, как на вспомогательное средство, имеющее второстепенное значение, совершенно не учитывая результатов, которых можно было бы достигнуть, используя его в качестве главного боевого средства.

В действительности опыт мировой войны учит вот чему: чтобы не дать застигнуть себя врасплох истинным характером грядущей войны, нельзя пренебрегать внимательным изучением новых технических боевых средств и определением последствий, которые может иметь их применение.

Он учит также, что непризнанное до сих пор{13} боевое средство может в конце концов придать войне ее специфические особенности» (февраль 1929 г.).

«Наполеон был, несомненно, величайшим полководцем, но мы не должны спрашивать у Наполеона, что он сделал; мы должны спросить его, что он сделал бы, если бы он оказался на нашем месте{14}, в наши времена, в наших условиях. Может случиться, что Наполеон, спрошенный таким образом, сможет дать несколько полезных советов; иначе он сможет лишь обмануть, хотя бы и отвечая совершенно добросовестно, как он уже обманул многих, которые вопрошали его, забывая, что великий корсиканец смежил свои очи, в которых светился гений, прежде чем мир был опутан стальными рельсами; прежде, чем орудия начали заряжаться с казны; прежде, чем появились пулеметы; прежде, чем слово понеслось по проводам и по эфиру; прежде, чем автомобили начали пожирать дороги; прежде, чем человек [25] полетел, а нации стали Нациями с большой буквы (национальными государствами. — Ред.).

И я считаю большим счастьем, что он не может встать из своей славной могилы. Кто знает, какие слова раздались бы из его гневных уст по адресу тех, кто слишком часто поминал всуе его великое имя» (апрель 1928 г.){15}.

Приведенные выдержки показывают, что Дуэ, наружно презирая историю, не гнушается ссылаться на ее уроки.

Действительно, мы находим у него и такие суждения:

«Наиболее важный из уроков, который можно извлечь из опыта минувшей войны, урок, имеющий не проходящий, а общий характер, — по крайней мере, на интересующем нас отрезке времени, — заключается в следующем: война — грозное столкновение между народами, вооруженными всеми своими материальными и моральными ресурсами» (декабрь 1927 г.).

«Это — только буквальное повторение одного из вечных принципов военного искусства, верного во всякое время, во всяком месте и при всяких условиях: чтобы побеждать, надо сосредоточивать главные силы на решающем направлении; это исчерпывающим образом доказано всем тысячелетним опытом войны... В этом выводе на самом деле нет ничего оригинального; оригинальность, если она и есть, заключается лишь в его приложении» (декабрь 1928 г.).

«История говорит, что победа достается тому, кто опережает противника, а не тем, кто безнадежно цепляется за традиционные формы» (ноябрь 1929 г.){16}.

Теперь мы легко сможем вывести взгляд Дуэ на историю. Он боится изучения прежних кампаний, так как перед новыми боевыми средствами прежние приемы неизбежно оказываются бессильными. И все же он опирается на общие принципы, определившие исход прежних кампаний, так как они являются порождением здравого смысла — «этого величайшего мастера военного искусства», по словам Дуэ (февраль 1929 г.). [26]

Таким образом, его позиция является глубоко классической.

* * *

Применяемый им метод заключается в том, чтобы, не пренебрегая прошлым, смотреть главным образом вокруг себя, так как «будущее ближе к настоящему, чем к прошлому».

Главная забота — избежать технической внезапности:

«Надо, чтобы в случае новой войны новые средства, которые всем известны и которыми все располагают, а именно — самолеты и отравляющие вещества, не застигли врасплох и не могли спутать все расчеты» (февраль 1929 г.).

Что же нужно для этого?

Прежде всего необходима безусловная умственная честность по отношению к самому себе:

«Когда, исходя из положительных и достоверных фактических данных и рассуждая логически, я бы даже сказал математически, мы приходим к определенным выводам, то эти выводы необходимо принять такими, какими они являются, даже если они представляются нам своеобразными, даже если они находятся в противоречии с умственными навыками или с традициями, вытекающими из других фактов, также положительных и достоверных, но совершенно иного порядка. Иначе мы придем к отрицанию человеческого разума» (1921 г.){17}.

Поэтому нельзя «отвергать и осуждать какое-либо решение только из-за его оригинальности» (декабрь 1927 г.).

«Если выводы, к которым мы пришли, приводят нас в глубокое смущение, это не может оказать влияние на действительное положение вещей...» (май 1928 г.).

Надо также недоверчиво относиться к слишком абсолютным решениям:

«Монополия верных идей никому не принадлежит, — писал Дуэ, — они могут возникнуть у всякого. Здесь... дело заключается в том, чтобы изложить идеи, подкрепить их доводами, признать свои собственные заблуждения..., словом, искать истину...» (май 1928 г.). [27]

Дальше он пишет:

«Все абсолютное отзывается схоластикой; на практике все относительно» (май 1928 г.).

Следует также воздерживаться от предсказаний:

«Ремесло предсказателя я предоставляю дуракам. Я рассуждаю; я не воздвигаю свои утверждения в воздухе; я их прочно поддерживаю солидными доводами. Я не ограничиваюсь высказыванием своего мнения, а излагаю результат своих рассуждений» (декабрь 1928 г.).

Исследование войны, а особенно будущей войны, можно предпринимать лишь при наличии обдуманного научного подхода:

«Мы, рассматривающие войну с научной точки зрения...» (сентябрь 1928 г.).

«Тот, кто хочет придать военной доктрине научный, а не эмпирический характер...» (август 1928 г.).

Метод работы должен заключаться в том, чтобы, исходя из самых общих «уроков» мировой войны, т. е. оглянувшись «немного» назад, чтобы получить отправную базу, и пристально посмотрев вокруг себя (так как сегодняшний день содержит в зародыше завтрашний), сделать «прыжок» в будущее, устремив взоры вперед.

Изучение должно распространяться главным образом на новые средства, так как форма войны и ее общий характер определяются именно техническими средствами:

«Все фактические данные у нас в руках» (май 1928 г.).

«В будущей войне будут применяться средства, подготовляемые в настоящее время, причем эти средства будут применяться способами, намечающимися в наши дни. Здесь нет никакой потусторонней тайны. Невозможно готовиться к войне, не заглядывая в будущее, так как война произойдет в будущем. Отказываться от предвидения — значит отказываться от логического рассуждения. Конечно, невозможно быть абсолютно уверенным в чем-нибудь, но ведь абсолютного вообще ничего нет. Все сводится к тому, чтобы определить наиболее вероятную возможность» (декабрь 1928 г.).

Перед этими новыми средствами бездеятельность была бы ошибкой:

«Перед лицом надвигающейся грозной действительности [28] замкнуться в пассивную покорность — худшая из всех ошибок. Необходимо, напротив, допрашивать ее тревожно и без отдыха; она ответит. Завтрашний день неизвестен вовсе не в силу необходимости; он неизвестен только для тех, кто не различает или не желает различать определяющих его причин» (ноябрь 1929 г.){18}.

Каким же образом следует вести это исследование новых средств, существующих на сегодняшний день?

Надо определить действующие в настоящее время причины и выяснить их возможные последствия. А так как причины эти представляют собой нечто новое, то, чтобы вывести их последствия, необходимо подходить к изучению их без предвзятости:

«Это новое мы должны взять таким, каково оно есть, не ища прецедентов и подходя к решению вопроса со свободным от предвзятости умом» (февраль 1929 г.).

Наконец, существенное и практическое ограничение всех стремлений воображения, обязательный тормоз всех замыслов, — надо всегда оставаться «в пределах наших ресурсов» (июль 1928 г.). Под этим Дуэ понимает обязанность не выходить за пределы расходного бюджета обороны. По его мнению, устанавливать общую сумму расходов на оборону — вопрос, подлежащий компетенции не военного ведомства, а правительства:

«Не военному специалисту{19} устанавливать количество средств, которые страна может или должна предоставить в распоряжение своих органов обороны...; страна должна прежде всего жить и затем уже вооружаться» (ноябрь 1929 г.){20}.

Военный специалист{21} должен уметь использовать отпускаемые в его распоряжение средства.

Вот вкратце суть всего вышесказанного:

— рассуждать с полной умственной честностью, остерегаясь абсолютных решений и предсказаний и применяя обдуманный научный подход; [29]

— исходить из самых общих уроков войны, внимательно смотреть вокруг себя и лишь затем устремляться в будущее;

— изучать главным образом новые технические средства, так как именно они сообщат войне ее форму и характер; избегать инертности, которая была бы преступна; стараться определить следствия известных нам существующих причин;

— наконец, во всех своих рассуждениях оставаться в рамках расходного бюджета обороны.

Таков метод, применяемый Дуэ.

Так как Дуэ создал новую доктрину, то нам остается рассмотреть, каковы, по его мнению, характерные черты военной доктрины.

* * *

Прежде всего Дуэ хотел создать именно военную доктрину.

Хотя выражение «моя военная доктрина» редко встречается в его трудах, однако иногда его можно найти:

«Эта мысль, основанная на моей военной доктрине{22}, вполне соответствует...» (август 1928 г.), «...проводя в жизнь мою военную доктрину...» (ноябрь 1929 г.){23}.

Он постоянно говорит о доктрине. Он возмущается тем, как можно «сформулировать военную доктрину, пренебрегая тем, что может произойти в самой обширной сфере военных действий (в воздухе)» (август 1928 г.).

Он указывает также на чрезвычайную новизну изучаемых им проблем и заключает следующими словами:

«Существуют, развиваются, эволюционируют доктрины войны на суше, морской войны, воздушной войны, совершенно или почти совершенно отсутствует доктрина войны вообще» (или «общевоенная доктрина») (август 1928 г.).

В чем же должна состоять военная доктрина?

«Военная доктрина должна просто соответствовать военной действительности, которая вытекает из фактической [30] обстановки данного периода{24} или из специфических условий страны, к которым она относится...» (ноябрь 1929 г.){25}.

«Достоинство{26} доктрины создается не ее сходством с другими доктринами, а ее соответствием действительности...; если бы никто не стал менять доктрину, чтобы не нарушить сходства, то военная доктрина оказалась бы статичной и равнодушной... к движению, оживляющему весь мир» (ноябрь 1929 г.) {27}.

Переходя к более конкретным вопросам, мы находим следующий принцип:

«Рассмотрение воздушной войны с точки зрения войны вообще и рассмотрение возможностей воздушной армии в отношении сухопутной и морской войны, — вот два первостепенной важности требования к современной военной доктрине. Всякая военная доктрина, не учитывающая этих двух первоочередных требований, была бы неизбежно ложной, так как противоречила бы современной действительности» (август 1928 г.).

Наконец, мы находим у Дуэ следующее практическое правило: «Невозможно переходить к исследованию частных проблем, не разрешив сперва общей проблемы; частными же проблемами как раз и будут проблемы, рассматривающие в отдельности сферы — сухопутную, морскую и воздушную. Нельзя пытаться решать эти частные проблемы, рассматривая их каждую самою по себе, чтобы затем попытаться согласовать полученные таким образом решения; нельзя создавать отдельно каждый вид вооруженных сил, чтобы затем постараться найти способ добиться их взаимодействия для достижения общей цели, поскольку вышеупомянутые виды вооруженных сил не могут рассматриваться как независимые друг от друга» (август 1928 г.). [31]

В тексте сохранены авторская орфография и пунктуация.