Главная    Академия    Секрет изобретателя
Книга, которую я рекомендую прочитать, была написана очень давно, в 1946 году. Этот год интересен тем, что именно с него Генрих Саулович Альтшуллер вел отсчет своей работы по созданию теории решения изобретательских задач.

"В 1946-48 г.г. главной целью жизни стала разработка ТРИЗ (теории решения изобретательских задач)." http://www.altshuller.ru/biography/

И конечно же, совершенно естественно, что книга В. Орлова с ее интригующим названием не могла пройти мимо молодого сотрудника инспекции по изобретательству, активно интересовавшегося самим процессом изобретательской деятельности. Таким образом для нас с вами книга В. Орлова может служить той отправной точкой, тем достигнутым уровнем, от которого отталкивался Генрих Саулович Альтшуллер, начиная свою работу. Этим она и интересна.

Редактор

Секрет изобретателя

Владимир Орлов

Издательство ЦК ВЛКСМ "Молодая гвардия"
1946

"Сей же часник наречеся часомерье; на всякий же час ударяет молотом в колокол, размеряя и рассчитывая часы нощные и денные: не бо человек ударяше, но человековидно, самозвонно и самодвижно, страннолепно, никако сотворено есть человеческою хитростью, преизмечтанно и преухищренно.."
Летописец XV века об изобретений башенных часов с механической фигурой.

ВСТУПЛЕНИЕ

Ведь не сразу пришли человеку в голову его великие изобретения. Было время, гранили люди драгоценные камни и не знали, что стоит только слегка округлить их грани, чтобы сделать оптические линзы, приближающие к нам небеса и на острие иглы открывающие мир незримого. Люди держали в руках зеркальце и не знали, что стоит только слегка его прогнуть, чтобы солнечный зайчик смог плавить металлы. Тысячу лет вертели люди в руках магнит и проволоку и не догадывались, что если этим магнитом над этой проволокой помахать, то рождается в проволоке электрическая энергия - диво нашего века.

И вот пробирает изобретателя внезапная дрожь: а что, если и я у себя за письменным столом верчу в руках пустяковые безделушки и не знаю, что это ключ и замок от какого-нибудь технического чуда и что стоит только приладить их друг к другу, повернуть как-нибудь и появится на свет великое изобретение.

Кровь волною приливает к его голове, взгляд беспокойно ищет по сторонам, шум неведомых машин уже чудится за спиною. Изобретатель озирается, всматривается в упор ... и не видит ничего, кроме давно знакомых Предметов.

Где же магический кристалл, чтобы приставить его к глазам и различить в туманной дали облик невиданной еще машины?

В чем секрет удачи великих изобретателей? В чем их сила? Чем они брали?

Одного изобретателя стали спрашивать, как он дошёл до своих изобретений, как он додумался до того-то и того то. Изобретатель пожал плечами и заулыбался.

Он, признаться, был занят сильнее придумыванием своих машин, а не размышлениями над тем, как он их изобретает.

А люди сказали: "Секрет изобретателя!"

Секретов у него не было никаких, но вопрос этот сложный, и ответить на него нелегко.

Муха, в сказке, спросила сороконожку:

"Как ты ходишь на стольких ногах? С какой ноги начинаешь шаг и какую выставляешь вслед? Я об этом серьезно подумала бы на твоем месте! Может быть, ты не по правилам ходишь?" Сороконожка смутилась: что, как в вправду она не по правилам ходит? На листе березовой коры нарисовала чертеж самой себя, пронумеровала все свои ножки. Стала одну за другой передвигать, в порядке номеров и... завертелась на месте. Пришлось забросить листки и ходить, не мудрствуя лукаво.

Трудно разобраться в сорока ногах, если даже в двух разобраться нелегко! Остановите пешехода и спросите его, как он ходит - он, пожалуй, не объяснит. Лишь не очень давно изучили люди во всех подробностях механику пешего хождения.

Люди умнее сказочной сороконожки. Они сумели разобраться и в невидимой работе ума и написали по этому поводу немало серьезных научных сочинений. Но вопрос, повторяю, оказался очень сложным. Сочинения тоже вышли сложными, мы их здесь и не отваживаемся перелагать.

Мы не пробуем писать и истории техники и рассказывать о том, как изобретения переделывают мир.

Если мы и рассказываем факты из истории изобретений, то дороже нам не сами факты, а их поучительный смысл.

Смысл же в том, что машины изменчивы, что они постоянно изменяются к лучшему и что их железные тела могут мякнуть, как воск в пальцах, у тех, кто охвачен горячим желанием их изменять. Смысл и в том, что рассказы о путях изменения машин открывают нам и личные качества людей, изменяющих вещи.

Может быть, и эти нехитрые рассказы все-таки помогут понять, в чем секрет изобретательского счастья.

Глава первая

ОБ ИЗОБРЕТАТЕЛЬСКОМ СЧАСТЬЕ

ЗНАМЕНИТОЕ НЬЮТОНОВО ЯБЛОКО

Назовите имя величайшего изобретателя?" спрашивал один знаменитый писатель. И отвечал: "Случай"!

Кое-кто считает, что вообще все великие изобретения и открытия сделаны только по счастливой случайности. И приводят как яркий пример знаменитое ньютоново яблоко.

Будто бы только благодаря яблоку Ньютон открыл свой закон всемирного тяготения. Великий ученый лежал на скамейке в саду. Рядом, с яблони, хлопнулось яблоко. Тут он и сообразил, что Земля притягивает тела.

Историю этой случайности передал нам остроумный французский писатель Вольтер. Он ее услышал от племянницы Ньютона, госпожи де Кондуит -блестящей светской дамы.

Крылатая эта история облетела многие книги. Но если просмотреть сочинения самого Ньютона, все толстенные тома до последней страницы, все его письма, все бумаги, которых касалось его перо,- их теперь хранят, как драгоценность,- нигде, ни в одной бумаге не найти ни слова о яблоке:

Зато там найдется другое.

Сам Ньютон пишет, что не я догадался первым, что Земля притягивает тела. И не в этом его заслуга. Это еще до него заметили астрономы.

Величайшая заслуга Ньютона состояла в том, что он первый догадался, по какому закону изменяется сила земного притяжения на огромных расстояниях от Земли.

Яблоко, которое хлопнулось наземь с яблони высотой в сажень, здесь, конечно, никак не могло его надоумить.

Могли тут помочь лишь упорные, неотступные наблюдения и размышления над движением небесных светил.

Этим и занимался Ньютон почти на всем протяжении своей жизни. Об этом говорят его рукописи.

Несколько раз в течение долгих лет он пытался брать задачу приступом, но каждый раз неудачно. Мешала неточность тогдашних астрономических измерений. И лишь когда были сделаны более точные измерения, закон был найден.

Хорошо сказал об истории с яблоком другой знаменитый ученый - Гаусс:

"Не понимаю, как можно предполагать, что этот случай мог замедлить или ускорить такое открытие. Вероятно, дело происходило таким образом: однажды к Ньютону пришел глупый и нахальный человек и пристал с вопросом о том, каким образом он мог прийти к своему великому открытию. Ньютон, увидев, с кем имеет дело, и желая отвязаться, ответил, что ему упало на нос яблоко: Это совершенно удовлетворило любознательность того господина".

ЛАПУТЯНСКАЯ АКАДЕМИЯ

Если просмотреть, однако, книги и рукописи старинных ученых об открытиях и изобретениях, то во многих из них прочтешь такое начало: "Случай помог мне"... И дальше идет описание открытия и изобретения.

Даже завидно делается, когда читаешь эти книги,- везло людям!

Но чем больше приближаешься к нашим временам, тем все меньше и меньше встречаешь эти счастливые случайности.

Будто счастье, которое раньше улыбалось людям, понемногу начинает им изменять.

Получается странное противоречие.

Счастье начинает изменять людям, а число открытий и изобретений не только не уменьшается, а, наоборот, с каждым днем все больше и больше возрастает. В чем тут дело?

Дело, разумеется, не в особом каком-то везении, существовавшем только в старину, а сейчас, мол, почти утраченном, а в особых, существовавших тогда взглядах. Люди считали себя игрушками небесных сверхъестественных сил - божественного провидения.

Считалось, что именно это божественное провидение подсовывает людям находки, посылая им свыше счастливые случаи.

Потому и было так много разговоров о счастливых случайностях. Даже как-то нескромным считалось начинать описание изобретения словами: "Я придумал, я изобрел..."

Очень зло подсмеялся над приверженцами "счастливых случайностей" один французский математик. Если, действительно, все изобретения и открытия приходят случайно, то и незачем работать Академии наук, тратить силы на научную работу. Работай ты или не работай, все равно успех зависит от случая.

Может быть, лучше поймать десяток обезьян, привязать их за хвосты у пишущих машинок и пускай себе стучат по целым дням всеми четырьмя руками. Вдруг по счастливой случайности, счастливым совпадением литер отпечатается на листе бумаги какая-нибудь гениальная мысль.

В сказочной стране Лапута, куда английский писатель Свифт завел своего героя Гулливера, была почти такая академия.

Там в просторной комнате заседал почтенный профессор, окруженный сорока учениками. Он изобрел машину, которая даже круглому невежде позволяла бы делать важные открытия, изобретения, писать научные книги, романы, стихи. Для этого не требовалось ни знаний, ни таланта.

Профессор подвел Гулливера к раме, по бокам которой стояли рядом его ученики. Она занимала большую часть комнаты. По всей раме, от края до края, были натянуты проволоки с нанизанными на них кубиками величиной в игральную кость. На сторонах каждого кубика были написаны слова лапутского языка во всех падежах, наклонениях, временах, но без всякого порядка.

По команде профессора сорок студентов взялись за сорок рукояток по краям рамы, повернули их на один оборот, и расположение слов совершенно изменилось.

Профессор приказал тридцати шести студентам прочесть про себя все слова, появившиеся в раме, и, когда из них составлялась осмысленная фраза, диктовать ее четырем прочим студентам. Эту операцию проделали раза четыре, и всякий раз в раме получалось новое сочетание слов.

Студенты занимались этой работой по шести часов в день, и профессор показал Гулливеру несколько толстых томов, составленных из фраз, которые появлялись на деревяшках. Он намеревался рассортировать этот богатый материал, подобрать по предметам и таким образом обогатить мир полной библиотекой книг по всем отраслям знания.

Но работа, кажется, шла не очень успешно. И профессор жаловался Гулливеру, что работа пошла бы на лад, если бы имелись средства на сооружение пятисот таких машин и все заведующие машинами работали бы сообща.

МЕЖЗВЕЗДНАЯ БИБЛИОТЕКА

Шутки шутками, а один ученый на досуге всерьез решил подсчитать, какой величины должна получиться библиотека, в которой собрано все, что только может выдумать человеческая голова. По крайней мере, все, что может быть выражено словами.

Рассуждал он так:

Даже самый сложный вопрос можно осветить в книге объемом в пятьсот страниц печатного текста - в толстом томе в миллион печатных знаков.

Что такое печатный текст? Это сочетание из тридцати двух различных, постоянно повторяющихся значков - букв алфавита. Пожалуй, больше, чем из тридцати двух. Прибавим к ним знаки препинания, математические значки. Наберется от силы сотня различных знаков. Из них и составлены все наши книги, любая наша мысль, изложенная на бумаге.

Если повторить наши сто значков как попало миллион раз, так, чтобы составился том в миллион букв, получим какую-то книгу. Ее можно доверить печатать даже дрессированной обезьяне: нам не важно, как станут значки

Станут значки как попало, и получится несусветная тарабарщина и неразбериха Но и толковая книга - это тоже одно из возможных сочетаний тех же ста значков.

И если взять все возможные сочетания, какие только могут случиться из ста различных знаков, повторенных миллион раз, то получится огромная библиотека. В ней среди тьмы тарабарщины и неразберихи окажутся и все толковые книги, которые только возможны, - все сочинения, которые были написаны в прошлом и могут появиться в будущем.

Тут будет все: сочинения классиков, собрания медицинских рецептов, комплекты всех газет за прошлые и будущие времена, еще неизвестные гениальные стихи, курсы всех наук во всех изложениях, даже в стихах, математические таблицы, шахматные партии, описание всех изобретений и прочее, и прочее, и прочее.

Будут и такие книги - листаешь страницы - все в порядке, замечательный научный труд, а на пятой странице-"Чижик-пыжик, где ты был?". Или просто "а, а, а, а..." на пятистах страницах.

Будет и такая замаскированная шелуха, что не сразу и поймешь, что это чепуха. И пришлось бы сочинять специальную толстую книгу, чтобы разоблачить это. Впрочем, и эта книга найдется в библиотеке.

Большая, вероятно, получится библиотека.

Ученый называет цифру

102,000,000 томов

Так сокращенно записывают число с двумя миллионами нулей. К сожалению, приходится писать его сокращенно. Нужно тысячу страниц, чтобы записать его полностью. Тысячу страниц одних нулей.

Это число всех возможных сочетаний из ста различных знаков, повторенных миллион раз.

Много времени надо, чтобы обежать эту библиотеку. Свет распространяется со скоростью 300 000 километров в секунду. И если найдется шальной библиотекарь, который дунет во весь дух вдоль полок со скоростью света, то бежать ему лет: число с 1 999 982 нулями, пока добежит до последней книги.

Немыслимо представить себе эту межзвездную библиотеку. И все-таки она будет неполной. В ней не будет всего того, что может выдумать человеческая голова.

Ученый считал, что всякий вопрос можно изложить на пятистах страницах. Но иной вопрос и в пятьсот страниц не уложишь. Нужно тысячу страниц, а то и десять тысяч.

Нет конца края полке с книгами, которые может написать человек. Нет границ человеческому познанию!

Я для того пересказал эту историю, чтобы показать, какая редкая штука счастливый случай. Он так же редок и так же теряется в бездне никчемных случайностей, как толковый том рожденной случаем межзвездной библиотеки.

И тот, кто всерьез полагается на счастливый случай, тот похож на слепого, который тянет руку к ее бескрайным полкам и надеется вытащить то, что нужно.

СИНЯК И МАГНЕТТО

Но что бы мы тут ни подсчитывали, над чем бы мы тут ни смеялись, а все-таки есть оно, изобретательское счастье, и никак его скинуть со счета нельзя.

Вот, к примеру, рассказ о подбитом глазе.

Тридцать с чем-то лет назад летчики ездили большей частью в поездах, а свои самолеты возили с собой в багаже.

На аэродромы в те времена ходили не так, как идут на вокзал, а так, как холят в цирк. Самолеты далеко не летали, они делали над аэродромом круг и сейчас же садились под аплодисменты публики. Полеты считались удивительным делом, и почтенная публика нарасхват раскупала билеты, чтобы поглазеть на летчика-акробата.

Гастроли знаменитого русского авиатора Уточкина имели колоссальный успех. Авиатор торжественно вылезал из машины, принимал цветы, раскланивался с дамами.

Авиатор жал руки господам с усами и в брелоках и, конечно, внимания не обращал на немого от восторга гимназиста, затерявшегося в толпе. Фамилия гимназиста была Микулин.

Он не ел завтраков и копил гривенники на билет, чтобы не пропустить ни одного полета. Он во сне видел Уточкина. Вырезал его портреты.

Он следил за Уточкиным большими, преданными глазами. И если бы Уточкин сказал ему: "Микулин! Пойди за меня в огонь", - он пошел бы.

Однажды на аэродроме едва не случилось несчастье: в полете мотор отказал, и машина резко пошла вниз. У Микулина сжалось сердце. Публика ахнула.

- Магнето сдало! - бросил механик на бегу.

Но летчик выровнял машину и счастливо сел на землю. Публика, волнуясь, расходилась по домам.

Меньше всех расстроился Уточкин. Проклятое магнето постоянно сдавало, и отказы мотора были обычным делом. Но Микулин был потрясен. Он был бледен, сердце его колотилось. Он шагал, не чувствуя ног, не видя ничего кругом. Мечта о крылатом герое подхватывала его, качала, уноси па прочь в высоту.

Вот они летят на необычной машине: Уточкин и Микулин-гимназист...

Гимназист Микулин изобрел чудесное магнето, которое не сдает. Он подносит его Уточкину при огромном стечении народа, и герой при всех трясет его руку, как господам в брелоках.

За поворотом раздался рев. Микулин отпрянул в сторону. Огромный верзила шатнулся из-за угла. Пьяная рожа склонилась к гимназисту. Один глаз был подбит и заплыл синяком, другой смотрел свирепо и весело.

И тогда Микулин побежал назад. Он бежал не от страха. Внезапная мысль, пронзившая мозг, гнала его со всех ног.

Вот она, площадь, извозчики, подъезд, освещенный огнями,- гостиница "Англетер".

- Где живет Уточкин? - спросил он швейцара. Вверх по лестнице! Коридор. Номер. Он приоткрыл дверь и задохнулся. Великий .человек стоял от него в двух шагах.

- У людей по два глаза,- пролепетал глмназист, - подбейте левый - правый будет смотреть...

Гимназист был как сумасшедший. -

Я никому не собираюсь подбивать глаза,- строго сказал Уточкин. -

Не то ..- закричал гимназист.- Не то я хотел сказать. На вашей машине одно магнето... Поставьте два! Одно сдаст - другое будет работать.

Авиатор взял мальчугана за плечи и взглянул ему в глаза.

- Прекрасная мысль!- сказал он.

И он поставил на машину два магнетто.

Полеты пошли успешнее. Уточкин ездил по городам и не забывал гимназиста: после каждого полета высылал ему по почте премию - немалые деньги - десять рубпрй.

Это была первая премия за первое изобретение в авиации академика Микулина - Героя Социалистического Труда. Так случайная встреча - лицо с синяком под глазом- дала идею изобретения.

СЧАСТЛИВЫЙ ГЛАЗ

Инженер-мостовик Сэмюэль Броун корпел у себя на веранде над проектом моста через реку Твид. Бумага перед ним была чиста, работа не клеилась, мост не получался.

Отчаявшись, Броун оставил чертежную доску и пошел просвежиться в сад.

Был конец лета. Цепкие, серебряные на солнце нити путались в кустах, плыли по ветру, и Броун снимал их с губ и ресниц. Стояло "бабье лето", и много паутины появилось з саду. Сэмюэль Броун прилег вздремнуть под кустом, но сейчас же вскочил, моргая глазами.

Он увидел в небе чертеж, ясно вчерченный серебряными линиями по голубому. Броун невольно прочел его, так как инженеры читают чертежи: маленький мост сиял в ветвях, удивительно легкий, простой и смелый. То был мост, а не просто паутина в ветвях.

Ветер раскачивал ветви, но паутина не рвалась. И чем пристальней вглядывался Броун в эту паутину, тем все больше росли и утолщались упругие нчти, тяжелея у него на глазах. И уже не хрупкие ветви растягивали паутину, словно пряжу в распяленных руках, - серые скалы держали железный мост, тяжкие цепи колыхались над ущельем.

Теперь Броун знал, с чего ему начинать, к чему стремиться.

Он засел за чертежи и вычисления и вскоре удивил мир изобретением, которое открыло совершенно новые возможности перед строителями: он стал строить так называемые висячие мосты, без дорогих и сложных в постройке устоев, подпирающих мост снизу.

Опять случай, счастье?

Паутинка на кусте, - и вот блестящее изобретение! Откуда человеку такое везенье?

Почему, скажем, мне вот не повезло или вам? Кому не приходилось видеть паутину? Но если бы мы с вами лежали под тем же кустом, рядом с Сэмюэлем Броуном, то ровно бы ничего в этой паутине не увидали, как бы ни таращили свои глаза.

Значит не в одном везении дело!

Мы смотрели на паутину пустыми, обыденными глазами, а у Броуна был необыкновенный, "счастливый" глаз. Одна страсть жгла его сердце, когда он вышел в сад: выстроить мост!

"Мост! Мост! Мост'" колотилось в его мозгу, и казалось, не было дела более важного, более дорогого. Все в нем напряглось, как для удара, все - в одну цель: разум, внимание, взгляд, осязание - все!

А когда такая страсть заполоняет человека, человек как бы прозревает. Каждый пустяк озарен и на виду, в каждом закоулке светло, будто бы огонь, полыхающий в груди, освещает их ярче солнечного света. Глаз хватает каждую мелочь, ум молниеносно дает оценки, и человек сам не знает и не помнит, как он достиг того, к чему шел.

Бывает, год ходит человек по лесной дорожке от дома к станции и не замечает, как слепой, что творится по сторонам. Но вообразите, что нужно ему провести по этой дорожке роту бойцов и заранее известно, что дорога минирована. В тот же миг глаза у него прозреют. Он пронзительно будет смотреть, вглядываться в каждую былинку, в каждую сломанную иетку, в каждый камешек у куста, настороженно взвешивать все, что готовит ему каждый шаг. И, наверное, заметит следы коварных мин. И благополучно проведет роту

А спросите его, как он шел, как ступал, почему он так шагнул, а не этак, - он, пожалуй, и не объяснит. Раз уж дело зашло о жизни, о чести бойца, о славе родины, значит все, что в нем было, насторожилось, и он видел, слышал и чуял по-небывалому.

Вот тут-то и представьте, что были мосты для Броуна делом дороже жизни, и повсюду видел мосты его пристальный, жадный глаз.

Малыш семенит по садовой скамейке. Скамейка - мост. Мост на двух устоях. По мосту езда.

Муравей ползет по сломанной травинке. Травинка - мост.

Деревья сплетают вегви над дорожкой - зеленый мост.

Девочки несут ребенка на скрещенных руках -живой ходячий мост. Мосты, мосты, мосты:..

Немудрено, что и в паутине он увидел небывалый, невиданный никем мост.

Вот что значит счастливый глаз: глаз ищущий, глаз проникновенный, глаз пламенный. Вот оно, изобретательское счастье!

Но уж если толковать о счастье, то, кто его знает, больше ли счастья в том, что попалась на глаза случайная паутина, или в том, что так заполонен был своим делом этот человек.

О ГЛАЗЕЮЩИХ ЛЕЖЕБОКАХ И ТРУЖЕНИКАХ

Можно подумать, что изобретения делаются так: изобретатель пришел, увидел и изобрел. И в самом деле, некоторые ученые пишут: первые изобретения люди сделали, наблюдая природу. Скажем, лежал человек на берегу реки, увидал - плывет древесный ствол. Дай, думает, прицеплюсь к стволу, поплыву вместе с ним. А тут удача - подвернулся ствол с дуплом. Пловец залег в дупло, плывет по воде сухим. А потом и сам стал долбить стволы - надоело мокнуть в воде. Так, говорят, была изобретена лодка.

Или вот порох. Теперь порохов тысячи. Но как был найден самый первый порох? Ученые опять говорят: "Из природы". Но где отыщешь в природе порох? Пороха не лежат под землей, в залежах, как железо и каменный уголь. Полагают, дело было так.

Где-то в Индии или в Китае имеется земля, очень богатая селитрой. Люди разводили на этой земле костры. Дожди вымывали из земли селитру на поверхность. Селитра смешивалась с золой и углем пепелищ. Смесь высыхала на солнце, получался взрывчатый состав - порох. Возможно, пишет ученый, люди вначале и не подозревали о военном применении пороха, а использовали эту смесь только для развлечения. Не правда ли, занятно?

Еще занятней история изобретения способа добывания огня трением. И его, говорит кое-кто, человек позаимствовал из природы.

Человек, писал один ученый, наблюдал во время бурного ветра, что ветви деревьев так сильно терлись друг о друга, что загорались от трения. Это и надоумило человека потереть друг о друга кусочки дерева, чтобы получить огонь.

Мы нарочно не даем здесь имен и портретов ученых, рассказавших миру эти истории. Их облик ясен без портретов. Это лжеученые, близорукие кабинетные крысы, не видящие дальше своего носа.

Видали ли вы когда-нибудь даже в самую сильную бурю, чтобы ветки на деревьях загорались? Конечно, нет. И никто не видел. Люди действительно многое заимствуют, многому учатся у природы, только делают это совсем по-иному.

Представьте, работает в древней пещере первобытный оружейник - каменотесец. Он вытесывает себе из кремня каменный топор. Тяжелый труд. Оружейник старается изо всех сил. И с таким азартом бьет камнем по камню, что искры летят кругом. Искры!

Попадает искра в подстилку, сухую траву - дымок, огонь. Вот вам первобытное огниво.

Или так. Сидит первобытный мастер, сверлит что-нибудь деревянное.

В руках у него сверло, вроде лука со стрелкой. Стрелка захлестнута тетивой. Мастер водит луком взад и вперед, как скрипач смычком. Стрелка - сверло вертится. Пробует мастер пальцем сверло - горячо! - разогрелось от трения. Нажимает мастер - всей силой налегает на сверло... Вырастает гора опилок. Так раскалилось сверло - прикоснуться нет возможности.

Вдруг - пых! - задымили опилки, затеплился огонек. Вот вам прибор для добывания огня трением. Он до сих пор остался таким у современных дикарей. По виду не отличишь от сверла.

Представьте теперь осаду древнего города. Город окружен высочайшей каченной стеной: не город-крепость. Обложил неприятель город круговой осадой - подает сигнал к штурму. Грозно покачиваясь, движутся к городу осадные башни. Похоже, снялись со своих мест и бредут к городским стенам величественные водокачки.

Башни подступают к башням городской стены. Внутри башен - лестницы. По ним взбегают наверх неприятельские воины. И пока развертывается бой на высоте крепостной стены, толпы врагов бросаются к ее подножью.

Но и горожане не зевают. Сбрасывают вниз на вражьи головы все, что только может устрашить и отвратить врага. Летят, кувыркаясь, бревна, утыканные гвоздями, словно иглами ежи. Сползает, зловеще шурша, раскаленный жгучий песок. Огненными струями растекается горящая смола.

Но удваивают натиск враги. Дикий вой стоит у подножья. Тут уж не разбирают, валят всё, что идет под руки. Тащат к стене какую-то падаль.

Кидай!

Ульи, осиные гнезда, горшки с ядовитыми змеями.

Кидай!

Крокодил из зверинца.

Кидай!

- Огня! - кричат со стены.- Больше огня!

Открывается адская кухня. Горожане лихорадочно готовят горючие смеси.

Нефть, асфальт, смола, уголь - все идет в ход,- все горючее, все зловонное, все едкое. Одна мысль стучит в головах: как бы позлее составить варево, как бы покрепче донять ненавистных врагов.

Вот тут, из этих горючих смесей, в головах, раскаленных ненавистью, в упоительном азарте боя, туг и родилось, нам кажется, величайшее военное изобретение - порох!

Изобретения не делали глазеющие лежебоки. Изобретения делали те, кто сходился с природой врукопашную. Изобретения родятся в труде, в бою, в борьбе с врагами. Настоящий изобретатель - это борец и труженик.

Многие изобретения кажутся сделанными по счастливой случайности. Но помните старинную поговорку: "Случай награждает тех, кто этого заслуживает".

Продолжение следует


Главная    Академия    Секрет изобретателя