А. Кудрявцев

Читая текст Юлия Мурашковского, в котором он подверг главу из книги Вернера Гейзенберга и его самого своеобразной методической порке, я вспомнил, что встречал уже нечто подобное. В академической научной среде исследователи творчества великих ученых или художников частенько знают о них значительного больше и лучше, чем сами эти ученые и творцы знают себя. Эта коллизия обыграна писателями – фантастами неоднократно – то у них Шекспир, привезенный из прошлого, заваливает экзамен по шекспироведению, то Эйнштейн не может правильно объяснить, как он получил свою теорию относительности.

Вот и здесь мы видим ту же ситуацию – Вернер Г. запутался в описании простейших вещей, все примеры описал не так, как было на самом деле и, в результате, сделал совершенно неверный методический вывод.

К сожалению Вернер Г. не может ответить на эти обвинения. С другой стороны, именно я отобрал и поставил на сайт его текст. Вот почему суровая отповедь, данная Юлием Мурашковским Вернеру Гейзенбергу привела к появлению моего комментария.

Попробую поработать в технике Юлия.

Когда-то я уже указывал, что в критическом разборе целесообразно как можно ранее точно указывать, против чего же конкретно он направлен. Здесь мы видим, что разбор начинается с описания негативных сторон личности Гейзенберга (не знал математики в должной степени, не свершил ничего значительного кроме того, что предложил принцип неопределенности). Это, скорее, ближе к жанру памфлета или политического фельетона, но не методического обсуждения.

Из работы не видно, какой именно тезис критикует Ю. Мурашковский. Критикуемая цитата приведена только из сопроводительного текста, который дал редактор. (Может быть речь идет о критике редактора? Тогда более правильно было бы описать, как именно он владеет математикой).

Присланная накануне работа В.В. Митрофанова, позволяет мне не напоминать, читателям, что кроме слабого знания математики Гейзенберг славен еще и тем, что был одним из основоположников квантовой механики. Его мнение представляет интерес хотя бы потому, что он сам был изнутри процесса порождения нового знания и видел, ощущал его ход.

Весьма интересен основной критический посыл. Позволю себе процитировать его полностью:

«Фрагмент, о котором идет речь, весьма показателен в смысле методики. Я позволю себе напомнить методическое правило, о котором я уже говорил в рамках дискуссии о ЗРТС: Примеры должны отражать тот ранг систем, на котором ведется исследование. Какой же ранг выбрал для своих рассуждений Гейзенберг и насколько приведенные им примеры отвечают этому рангу?»

В дальнейшем оказывается, что Гейзенберг выбрал не тот ранг систем, который требуется, примеров дал на два порядка меньше, чем, видимо, тоже требуется и все перепутал в самих примерах. Критик кое что даже поправляет в приведенных Гейзенбергом примерах.

В тексте Ю.М. видно и наличие некоторых уловок. Например, видим такую фразу: «Однако, базовый вывод статьи по сути делается на одном единственном примере…», а чуть ниже «Понимая, что один пример не показателен, Гейзенберг попытался проиллюстрировать свой тезис еще парой примеров…».

(Читая об этой паре примеров, мы обнаруживаем, что их не два, а три). Все это напоминает деятельность пресловутых политтехнологов и выглядит скорее печально, чем забавно.

И, наконец, самое главное. Ближе к концу текста становится понятно, что Ю. Мурашковский в своей работе бьется против тезиса:

Революции делаются через «малые изменения».

При этом совершенно отсутствует анализ того, в каком контексте понимает малые изменения Гейзенберг. И становится ясно, что сражается Ю.М. с какими то своими, собственными представлениями о «малых изменениях».

Итак, ситуация следующая – Гейзенберг высказал мнение о том, что ученые не стремятся к «желаемому», а пытаются найти «правильное». Он также указал на то, что у ученых нет специальной задачи изменить науку. У них есть задача – объяснить природу и для этого использовать аппарат науки. Гейзенберг предполагал, что научные революции его времени произрастают из упорной работы над объектом исследований. Эта упорная работа может привести к появлению (узнаванию, проявлению) неких прорех, которые невозможно объяснить с помощью современных научных воззрений. Накопление этих данных, попытки их объяснения, приводят к осознанию противоречий между совокупностью фактов и теорией. Противоречий, которые можно разрешить, выдвинув некие гипотезы, которые впоследствии, если повезет, могут стать новыми принципами и законами.

По сути Гейзенберг в максимально упрощенной форме (все же речь идет о его докладе широкой публике) попытался показать, что стратегия работы, заключающаяся в том, чтобы найти возможность объяснить природное явление с помощью существующего аппарата, а затем, если его недостаточно, то за счет возможно малых его изменений, - такая стратегия цементирует сообщество ученых, обеспечивает доверие к новым работам, приводящим к революциям. Это сообщество, объединенное только стремлением к истине, должно понимать, что новый принцип, революционно меняющий все ранее существовавшие представления, возник именно от невозможности дать иные объяснения.

Так было и с самим Гейзенбергом, когда он, после значительной аналитической работы предложил объяснить проблемы с описанием движения электрона с помощью принципа неопределенности.

Так было, по его мнению, в случае построения Фарадеем идеи полевого взаимодействия.

Так было, по его мнению и в случае открытия Больцманом статистики распределения частиц идеального газа по импульсам и координатам и построения Эйнштейном на этой основе термодинамической теории флуктуаций. (Этот пример Ю.М. ошибочно принял за работу Бернулли).

И так было при построении общей теории относительности. Пример абсолютно общеизвестный в кругах физиков и историков науки. Однако комментарий критика по поводу этого примера («Дальше Гейзенберг без особых объяснений отнес к «малым изменениям» общую теорию относительности.») – это потрясающий факт нежелания вникать в суть высказанной мысли или манипулирования терминами!

Анализ высказываний Ю.М. показывает, что он, видимо, спутал малые изменения, подмеченные в процессе предварительной работы, с малостью или крупностью самих результатов научных революций. Тому свидетельством например, подобная фраза: «В период безраздельного господства ньютоновского подхода, предусматривающего анализ каждого тела в отдельности, предложение рассматривать не отдельные молекулы, а их статистическое распределение было гигантским переворотом! Никаких «малых изменений» тут нет и в помине». Или такая: «Малые изменения никогда не ведут к революциям». (Последнее высказывание настолько беспомощно, абстрактно и бездоказательно, что выглядит откровенной «подставой» методически подкованного специалиста).

И что же можно противопоставить высказанным Гейзенбергом мыслям?

Вот примеры альтернатив Ю.М.:

«Какое малое изменение пытался сделать Коперник, полностью разворачивая модель Птолемея? Модель гелиоцентическая была принята Коперником не после тщательного изучения недостатков геоцентрической, а сразу, с самого начала его астрономической деятельности, после прочтения трудов Гераклита.»

«Не пытался улучшать теорию флогистона и Лавуазье. Вместо «малых изменений» он сразу предложил революцию – горение не есть испускание неуловимого флюида, а наоборот, присоединение некоторой части очень даже уловимого воздуха!»

«Планк с самого начала понимал, что совершает революцию! А вот Гейзенберг нарушил элементарное методическое правило. И в результате получил бессмысленный, ничем не обоснованный вывод.»

Надеюсь, что когда нибудь мы узнаем, что означает это "с самого начала" в методическом плане.

Все же, несмотря на нарушение Гейзенбергом «элементарных методических правил», я продолжаю рассматривать то, что описано в его книге с большим доверием. Следует помнить, что он был человеком, лично сделавшим одну из революций в науке. И это принципиально отличает его мнение от мнения людей, описывающих процесс извне.

P.S. Надеюсь, что приведенные в данной реплике критические высказывания также послужат росту уровня как исследовательских работ, так и критических обзоров.