Главная    Академия    Эристика или искусство побеждать в спорах

Эристика или искусство побеждать в спорах

Шопенгауэр А.


ПЕРЕВОДЪ СЪ НЕМЕЦКАГО
Н. Л. д'Андре

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.Складъ въ книжномъ магазине Ф.И.МИТЮРНИКОВА,Казанская ул., № 11.1900.-С.4-71

.

Эристика.

I.

Слова "логика" и "диалектика" уже въ древности употреблялись и считались синонимами, хотя глаголъ обсуждать, думать, соображать и беседовать два совершенно различныхъ понятия. Подобное употребление этихъ выражений существовало въ средние въка и даже встречается иногда и по сию пору. Въ новъйшия времена слово диалектика употреблялось некоторыми учеными, въ особенности Кантомъ, въ отрицательномъ смыслъ, которые называли ее "софистическимъ способомъ вести прения" и по этой причине выше ставили слово "логика", какъ болъе невинное выражение даннаго понятия. Собственно же говоря, эти оба слова имъютъ совершенно одинаковое значение, поэтому за послъдние годы на нихъ опять стали смотръть зачастую, какъ на синонимические выражения.

Такое положение вещей меня нъсколько стесняетъ и не даетъ возможности такъ, какъ хотелось бы оттенить и отделить эти две науки: логику и диалектику. По моему мнению, логикъ можно дать такое определение: "наука о законахъ мышления или способы деятельности разума" (отъ глагола обдумывать, обсуждать, происходящаго въ свою очередь отъ слова разумъ или слово); диалектика же, употребляя это выражениe въ современномъ значении есть "искусство вести прения и споры или разговоры". Всякий разговоръ основанъ на приведении фактовъ или взглядовъ, то есть одинъ разъ бываетъ историческимъ,- другой разъ что-либо разбираетъ или рассматриваетъ. Отсюда очевидно, что предметъ логики данъ цъликомъ a priori, безъ всякой примеси чего-либо историческаго или, что въ область этой науки входятъ общие законы мышления, которымъ подчиняется всякий умъ въ тотъ моментъ, когда онъ предоставленъ самому себъ, когда ничто ему не мъшаетъ, следовательно въ периодъ уединеннаго мышления разумнаго существа, котораго ничто не вводить въ заблуждение.

Наоборотъ, диалектика разсматриваетъ одновременную деятельность двухъ разумныхъ существъ, которые думаютъ въ одно и то же время, откуда, - конечно, возникаетъ споръ, то есть духовная борьба. Оба существа обладаютъ чистымъ разумомъ, и потому они должны бы были согласиться другъ съ другомъ; на самомъ делъ такого согласия нътъ и это несогласие зависитъ отъ различныхъ индивидуальностей, присущихъ субъектамъ и потому должно считаться элементомъ эмпирическимъ.

Такимъ образомъ логику, какъ науку мышления, то есть деятельности чистаго разума, можно было бы построить совершенно a priori; диалектику же по большей части только a posteriori, после практическаго уразумъния тъхъ переменъ, которымъ подвергается чистая мысль, какъ результатъ индивидуальныхъ различий при одновременномъ мышлении двухъ разумныхъ существъ, а также послъ ознакомления со средствами, которыя употребляетъ каждый изъ нихъ для того, чтобы выставить свои индивидуальныя мысли чистыми и объективными. А это происходить по той причине, что всякому человеку свойственно при совместномъ мышлении, то есть стоить ему только узнать, при взаимномъ обмънь взглядовъ (кроме историческихъ разговоровъ), что чьи-либо мысли относительно даннаго предмета разнятся отъ его собственныхъ, то онъ вместо того, чтобы прежде всего проверить свою мысль, всегда предпочитаетъ допустить ошибку въ чужой мысли. Другими словами, всякий человекъ уже отъ природы желаетъ всегда быть правымъ; то именно, что возникаетъ изъ этой особенности людей, учить насъ одна отрасль науки, которую я хотелъ бы назвать "диалектикой" или для устранения могущаго произойти недоразумъния " эристической диалектикою).

Такимъ образомъ это наука о стремлении человъка показать, что онъ всегда бываетъ правъ. "Эристика" - только болъе резкое название даннаго предмета. "Эристическая диалектика" следовательно, есть искусство вести споры, но такимъ образомъ, чтобы всегда оставаться правымъ, то есть per fas et nefas. Въ концъ концовъ, объективно, можно быть правымъ и не казаться таковымъ другимъ, а даже очень часто и самому себъ; это бываетъ въ томъ случаъ, когда противникъ опровергаетъ наши доводы и когда это сходить за опровержение всего спорнаго тезиса, въ доказательство котораго можетъ существовать много другихъ, неприведенныхъ нами въ данную минуту доводовъ.

Въ такихъ случаяхъ противникъ окружаетъ себя ложнымъ свътомъ, кажется человъкомъ, имъющимъ резонъ, а на самомъ дълъ кругомъ неправъ. И такъ истина спорнаго вопроса, взятая объективно, и сила правоты или резона въ глазахъ спорящихъ и слушателей - вещи совершенно различныя; эристическая же диалектика всецъло основана на последней. Если бы въ природъ людей не существовало зла, если бы мы были совершенно честны при каждомъ обмънъ мыслей, тогда безусловно мы единственно старались бы добиться правды и не обращали внимания, чей взглядъ справедливъ высказанный ли первоначально нами самими, или же нашимъ противникомъ. Къ этому последнему взгляду мы отнеслись бы совершенно равнодушно, или по крайней мъре не придавали бы ему такого важнаго значения.

Теперь же, наоборотъ, это составляеть вещь первостепенной важности. Наша дума весьма раздражительна во всемъ, что касается интеллектуальныхъ силъ и никакъ не хочетъ согласиться, чтобы было ошибочно то, что мы сказали первоначально, а то, что сказалъ противникъ - справедливо. Имъя въ виду это обстоятельство, следовало бы каждому человеку высказывать только правильные мнъния, а потому сперва думать, а потомъ говорить. Но кромъ врожденнаго мышления большинству людей еще свойственна болтливость и врожденная недобросовестность. Говоримъ о чемъ-нибудь, совершенно не подумавши, и потомъ даже, если мы вскоръ замътимъ, что наше мнъние ложно и лишено основания, все-таки стремимся доказать во что бы то ни стало совершенно противное. Любовь къ правдъ, которая въ большинстве случаевъ была единственнымъ побуждениемъ постановки тезиса, кажущимся правдивымъ, совершенно уступаетъ место любви къ собственному мнънию; такъ что правда такимъ образомъ кажется ложью, а ложь правдой.

Однако и эта недобросовестность, эта настойчивая защита тезиса, фальшъ, которую мы сами сознаемъ отлично, имъетъ достаточное основание. Очень часто при началъ разговора мы бываемъ глубоко убеждены въ справедливости нашего суждения, но потомъ аргументъ противника настолько силенъ, что опровергаетъ и разбиваетъ насъ; если мы сразу откажемся отъ своего убъждешя, то весьма возможно, что впослъдствии убедимся, что мы были правы, но что наше доказательство было ошибочнымъ. Для защиты нашего тезиса можетъ быть и были въские доводы и доказательства, но какъ разъ на наше несчастие такой избавитель - аргументъ не пришелъ намъ въ голову.

Такимъ образомъ мы создаемъ себъ правило ведения споровъ съ аргументами основательными и доказывающими предметъ и въ то же время допускаемъ, что резонность противника только кажущаяся и что во время спора можемъ случайно попасть на такой доводъ, который или разобьетъ окончательно аргументъ противника или какимъ либо инымъ образомъ обнаружить справедливость мнъния противника. Благодаря этому, если мы и не принуждены непременно быть въ споръ недобросовестными, то по крайней мъръ легко очень можемъ случайно сделаться ими. Такъ взаимно поддерживаютъ другъ друга: немощь нашего суждения и превратность нашей воли. Отсюда происходить, что ведущий диспутъ борется не за правду, но за свой тезисъ, какъ pro аrа et focis, ведетъ дъло per fas et nefas и, kакъ я раньше замътилъ, нелегко можетъ освободиться отъ этого. Всяий стремится одержать верхъ даже въ томъ случаe, когда отлично сознаетъ, что его мнение ложно и ошибочно или сомнительно.

Макиавелли совътуетъ князю пользоваться каждой минутой слабости своего соседа, чтобы напасть на него. потому что въ противномъ случае этотъ же соседъ можетъ воспользоваться его минутной слабостью. Совсемъ иное дело, если бы господствовала правда и искренность; но нетъ возможности ни разсчитывать на нихъ, ни руководствоваться этими принципами, потому что за такия хорошия качества награда бываетъ весьма плохая. Такимъ же образомъ следуетъ поступать въ cпopе. Весьма сомнительно, отплатить ли тебе противникъ темъ же, если ты въ cпоре отдашь ему справедливость, когда эта справедливость только кажущаяся; почти навърно можно сказать, что онъ не будетъ великодушничать а поведетъ дело per nefas; a отсюда выводъ, что и ты долженъ поступать такъ же. Легко соглашусь съ темъ, что всегда надо стремиться къ правдъ и что не надо быть пристрастнымъ къ собственнымъ взглядамъ; но откуда знать, будетъ ли другой человъкъ придерживаться того же мнения, что и мы.

Помощниками въ проведении тезиса могутъ служить въ известной степени собственная ловкость и пронырливость. Этому искусству поучаетъ человека ежедневный опытъ, такъ что каждый имъетъ собственную, природную диалектику, какъ и собственную логику, съ тою только разницею, что первая не такая върная, какъ последняя. Люди ръдко думаютъ и выводятъ заключения, противныя законамъ логики, ложныя суждения весьма часты, но ложныя заключения очень ръдки. Вотъ почему редко можно найти человека съ недостаткомъ собственной природной логики и такъ часто съ недостаткомъ природной диалектики. Диалектика - даръ природы, распределенной неравномерно, и потому она похожа на способность судить о вещахъ, способность, распределенная весьма неровно, между темъ какъ здравый разумъ, собственно говоря, распределяется довольно равномерно. Очень часто бываетъ, что кажущаяся аргументация сбиваетъ и опровергаетъ то, что по существу своему совершенно справедливо и резонно и наоборотъ, вышедший изъ спора победителемъ очень часто не столько обязанъ справедливости суждения при защите своего мнения сколько искусству и ловкости.

Врожденный талантъ здесь, какъ и во всемъ, играетъ первую роль. Однако упражнение и разсматривание различныхъ способовъ, при помощи которыхъ можно опровергнуть противника или которые самъ противникъ употребляетъ для доказательства своихъ мыслей, служатъ хорошей руководительницей въ данномъ искусстве. Вотъ почему логика не имеетъ никакого практическаго значения, а наоборотъ диалектика обладаетъ имъ въ значительной степени. По моему мнению, Аристотель построилъ свою логику, то есть аналитику, исключительно такимъ образомъ, чтобы она служила основой и вступлениемъ къ диалектикъ.

Логика занимается только формой утверждений, диалектика же изследуетъ ихъ суть и материю; поэтому изслъдование формы, какъ общей вещи, должно предшествовать изследованию сути или подробностей. Аристотель не оттеняетъ такъ сильно, какъ я, цъли диалектики: правда, онъ указываетъ на диспутъ, какъ на главную цъль, но въ тоже время, какъ на стремление къ отысканию правды. Далъе, онъ говоритъ: "Надо разсматривать утверждения съ философской точки зрения, согласно съ ихъ правдой и съ точки зрения диалектической, согласно съ ихъ очевидностию и мышлениемъ другихъ людей". Правда, Аристотель признаетъ независимость и разницу между объективной правдой тезиса и чьимъ-либо подтверждениемъ этого тезиса, но делаетъ это признание только вскользь, дабы приписать это значеше исключительно диалектикъ. Вотъ почему его правила, касающаяся диалектики, часто смешиваются съ такими правилами, цъль которыхъ отыскивание правды.

Поэтому мне кажется, что Аристотель не вполне выполнилъ свою задачу, стараясь въ своей книжке: "de elenchis sophisticis" выделить диалектику отъ софистики и эристики, причемъ разница должна была состоять въ томъ, что диалектические выводы истинны по отношению къ форме и сути, а эристичесюе или софистические нътъ. Послъдние разнятся между собою только целью: въ эристическихъ выводахъ эта цъль определяется желаниемъ быть правымъ, въ софистическихъ же, стремлениемъ добиться такимъ путемъ почета или денегъ). Истинны ли суждения, что касается сути, вещь весьма сомнительная, потому что всегда отсюда же можно вывести основания, при помощи которыхъ можно сделать ихъ различными; менее всего могутъ быть уверены въ этомъ сами спорящие, даже результатъ спора можетъ дать только сомнительное заключение.

По этой-то причине мы должны подъ диалектикой Аристотеля понимать также софистику и эристику и определять ее, какъ искусство всегда быть правымъ во всехъ спорахъ.

Само собою разумеется, вся помощь заключается въ томъ, чтобы действительно иметь резонъ. Но это условие, исключая все остальные, конечно недостаточно для людей; съ другой стороны, имея въ виду слабость ихъ разсудка, это не необходимая вещь. Следовательно, здесь необходимы другие искусственные приемы, которые, независимо отъ объективной правды, можно употреблять и при отсутствии объективнаго резона, о действительномъ существоваии котораго почти никогда нельзя судить съ полной уверенностию.

Такимъ образомъ, по моему мнению, логика и диалектика должны быть отддлены другъ отъ друга большею отчетливостью и очевидностью, чъмъ это сдълалъ Аристотель; логика должна заняться объективной правдой, насколько эта правда можетъ быть формальной, а диалектика должна ограничиться сдержаниемъ победъ въ спорахъ. Кроме того, не слъдуетъ отделять диалектику отъ софистики и эристики, какъ это дълаетъ Аристотель, ибо это различие основано нa объективной, матерьяльной правде, относительно которой мы не можемъ судить съ полной увъренностию прежде времени, но только сможемъ повторить за Пилатомъ "что такое истина?", ибо: "veritas est in puteo" Очень часто послъ оживленнаго спора, въ конце концовъ каждый изъ спорящихъ возвращается къ мнению своего оппонента. Такимъ образомъ по просту меняются собственными взглядами. Не штука доказывать, что въ спорахъ надо имъть въ виду только выяснение истины; именно вся суть заключается въ томъ, что неизвестно, где эта правда, когда аргументы противника и наши собственные вводятъ насъ въ заблуждениe.

Наконецъ: re intellecta, in verhis simus aciles; разъ на диалектику смотрятъ, какъ на науку равнозначащую логикъ, то, какъ было сказано раньше, назовемъ свою науку "dialectica eristica" - "эристической диалектикой". Главное правило, что предмета каждой науки надо строго выдълить отъ остальныхъ наукъ. Применяя это правило къ диалектикъ, слъдуетъ ее рассматривать исключительно, какъ искусство быть всегда правымъ, независимо отъ объективной истины, чего, само собою разумеется, въ сто разъ легче достигнуть, когда мы действительно бываемъ правы. Диалектика, какъ таковая наука, должна насъ учить, какъ должно защищаться отъ всякаго рода нападковъ, а въ особенности несправедливыхъ, затемъ, какъ нужно самому нападать на другихъ, не противореча себе самому и вообще не рискуя быть разбитымъ другимъ.

Необходимо совершенно отделить стремление къ отысканию объективной правды отъ искусства устраиваться такимъ образомъ, чтобы наши суждения казались всъмъ справедливыми. Первое стремление совсъмъ другая работа: это дъло разсудка, способности разсуждать, опытности, чему неспособно научить никакое искусство: последнее же, наоборотъ, составляете цель диалектики. Ей даютъ опредъление: "логики очевидности". Это ошибочно, потому что въ такомъ случае ею можно было бы пользоваться только при защите ложныхъ суждений. Диалектика же необходима тогда, когда мы правы для того, чтобы мы могли защищать эту правоту; съ этою целью необходимо знать всё некрасивые, искусственные приемы, чтобы съумъть отражать ихъ, а даже очень часто пользоваться ими, чтобы сокрушить противника его же собственнымъ оружиемъ. Вотъ почему объективная правда совершенно не должна разсматриваться въ диалектикъ, или разсматриватъся, какъ нъчто исключительное; задача этой науки состоитъ въ томъ, чтобы учить, какъ слъдуетъ защищать собственныя суждения и какъ опровергать суждения противника. Часто самъ спорящий положительно не знаетъ, правъ онъ или нътъ; а очень часто вполнъ убъжденъ, что правъ, а на самомъ дълъ заблуждается; еще чаще бываетъ, что оба споряцце думаютъ, что каждый изъ нихъ правъ, а тутъ нмънно; "veritas est in puteo". Въ началъ спора каждый изъ противниковъ убъжденъ, что правда на его сторороне во время же спора оба начинаютъ колебаться конецъ же спора долженъ выяснить правду подтвердить ее. Поэтому самой диалектикъ нечего заботиться объ этой правде, подобно тому какъ учителю фехтования нечего заботиться, кто былъ правъ въ ссоръ, которая привела ихъ- обоихъ къ поединку. Наносить и отражать удары - вотъ что больше всего интересуетъ учителя.

То же самое мы замъчаемъ и въ диалектикъ, этомъ фехтовании умовъ. Только такимъ образомъ понимаемая диалектика можетъ составить одну изъ ветвей науки. Какъ скоро мы поставимъ себъ целью единственно объективную правду, сейчасъ же вернемся къ чистой логике, если же, наоборотъ, докажемъ эту правду при помощи фалышивыхъ и ложныхъ суждений, вступимъ въ сферу настоящей софистики. И въ томъ и въ другомъ случай обыкновенно допускается, что мы заранее знали, гдъ правда и ложь - что очень ръдко бываетъ известно раньше. Поэтому самое настоящее определение диалектики то, которое я привелъ раньше; диалектика - есть ничто иное, какъ умственная фехтовка для доказательства правоты въ спорахъ.

Название "эристика" ближе определяетъ данное поняте, чъмъ "диалектика", больше же всего, по моему мнънию, подходить название "эристическая диалектика".

Такъ понимаемая диалектика является только систематическимъ, правильнымъ сочетаниемъ и выяснениемъ различныхъ искусственныхъ npиeмовъ къ которымъ прибъгаетъ въ спорахъ большинство людей, когда замечаетъ, что правота не на ихъ стороне, а въ то же время желаетъ во что бы то ни стало ея добиться. Поэтому было бы отсутствиемъ всякой последовательности имъть въ виду въ научной диалектике объективную правду и ея выяснение, между темъ какъ въ основной, натуральной диалектикъ этого нътъ, вся цъль основывается единственно на томъ, чтобы одержать победу въ споре. Научная диалектика, въ томъ смысле, какъ мы ее понимаемъ, заключаетъ изложение и анализъ искусственныхъ приемовъ, употребляемыхъ въ недобросовъстномъ споръ для того, чтобы въ серьезныхъ спорахъ можно было сразу ихъ распознать и опровергнуть. Поэтому то главной и сознательной цълью диалектики должно быть желание одержать верхъ и остаться въ глазахъ противника и постороннихъ слушателей правымъ, а не объективная правда.

По моему мнению, сколько я не наблюдалъ и не слъдилъ, но этому вопросу почти еще ничего не сдълано. Поэтому поле представляется вполнъ необработаннымъ. Чтобы достигнуть желанной цели, приходилось пользоваться опытомъ, наблюдениемъ, какъ применяется въ спорахъ тот или другой способъ, наконецъ обобщать повторяющиеся подъ различными формами приемы и такимъ образомъ создать нъкоторыя oбщiя уловки, которыя могли бы сослужить службу; какъ для доказательства своихъ мнений, такъ и для того,чтобы опровергнуть чужия.

На слъдующий отдълъ надо смотреть, какъ на первый опытъ въ этомъ отношении.

ОСНОВАНИЕ ВСЯКОЙ ДИАЛЕКТИКИ.

Вотъ на чемъ основывается сущность диспута публичнаго, академическаго, въ судахъ или, наконецъ; въ обыкновенныхъ разговорахъ: Ставится тезисъ, который долженъ быть опровергнуть; для этого существуегъ два способа и два пути:

1) Способы бываютъ ad rem и ad hominem. При помощи перваго мы опровергаемъ, абсолютную или объективную истину тезиса доказывая несогласие съ настоящими чертами, отличающими предметъ, о которомъ идетъ ръчь. При помощи же второго, мы опровергаемъ относительную истину тезиса, доказывая, что эта последняя противоръчитъ другимъ суждениямъ или взглядамъ противника; или же доказываетъ несостоятельность его аргументовъ, при чемъ объективная истина предмета остается въ конце концовъ невыясненной. Напримъръ, если въ спор о философскихъ или естественно- научныхъ предметахъ противникъ (который въ такомъ случай наверняка англичанинъ) позволяетъ себе цитировать библейские аргументы, то мы имъемъ полное право опровергнуть его при помощи техъ же аргументовъ, хотя такие аргументы только ad hominem, невыясняющие существа дъла. Это похоже на то, какъ если бы кто-либо сталъ платить долги фальшивыми деньгами, которыя были получены имъ отъ того же кредитора. Такого рода modus procedendis можно во многихъ случаяхъ сравнить съ представлениемъ на судъ подложнаго обязательства, на которое ответчикъ съ своей стороны отвъчаетъ подложной квитанщей; хотя заемъ могъ существовать на самомъ деле. Такъ же какъ въ послъднемъ случаъ, аргументация ad hominem имъетъ преимущество краткости, ибо очень часто правдивое и толковое выяснение правды потребовало бы слишкомъ много труда и времени.

2) Что касается того, какъ слъдуетъ поступать, то стремиться къ достижение цъли можно двоякимъ путемъ: прямымъ или косвеннымъ.

При помощи перваго пути мы нападаемъ на первооснову тезиса, а при посредствъ второго на его результаты. Первымъ путемъ мы доказываемъ несправедливость тезиса, вторымъ, что такой тезисъ не можешь быть правдивым

Разсмотримъ вышесказанное подробнее:

а) Опровергая прямымъ путемъ, то есть нападая на основания тезиса, мы или показываемъ, что сами они неверны, говоря nego maiorem или nego minorem, и въ обоихъ случаяхъ нападая на материю, служащую основаниемъ заключения; или же мы допускаемъ эти основания, но показываемъ, что тезисъ не вытекаетъ изъ нихъ и говоримъ следовательно: nego consequentiam, нападая такимъ образомъ на форму заключения.

3) Опровергая косвеннымъ путемъ, то есть нападая на тезисъ при помощи его следствий, на основании неточности этихъ последнихъ, выводимъ заключение о неточности и неверности самаго тезиса по закону a falsitate rationati ad falsitaiem rationis valet consequmtia, при этомъ мы можемъ воспользоваться или прямой инстанщей или апогогией.

Instatitia есть только exemplum in contrarium, она опровергаетъ тезисъ, показывая предметы или отношения, содержащияся въ положении и вытекающия изъ него, къ которымъ однако не можетъ быть применима, а следовательно не можетъ быть правдивой.

Апогопей пользуемся въ томъ случае, когда временно признаемъ правильность тезиса, но потомъ связываемъ съ нимъ какое-то другое, признанное истиннъмъ или безусловно истинное положение, такъ чтобы взятые вместе они сделались бы посылками того заключения, которое съ полною очевидностью для всехъ было выведено ошибочно; ибо оно или противоречитъ самому существу вещей или свойству предмета, о которомъ идетъ речь, признанному достоверно, или же наконецъ другому положению лица, которое выставило тезисъ. Отсюда апогога можетъ быть ad hominem и ad rem. Если выводъ противоречитъ несомненнымъ истинамъ, достоверность которыхъ очевидна всемъ даже a'priori, то это доказываетъ, что мы довели противника ad absurdum.

Въ каждом изъ этихъ случаевъ ложность заключения противника должна зависеть отъ его тезиса; разъ достоверность оставшихся посылокъ не подлежитъ сомнению, то тезисъ не можетъ быть веренъ.

Всякая придирка въ споръ можетъ бытъ всегда подведена подъ одинъ изъ приведенныхъ выше формальныхъ способовъ и потому въ диалектикъ эти способы играютъ ту же роль, что при фехтовании удары, наносимые противнику по правиламъ. Приведенныя дальше уловки можно сравнить со стратегическими хитростями и увертками, а особенныя придирки въ спорах с тем,что учителя фехтования называют "свинскими ударами".

II. У л о в к и.

Уловка 1. Распростронение. Необходимо вывести положеше противника изъ естественныхъ, натуральныхъ предъловъ, обсуждать его въ самомъ общемъ и обширномъ смысле и расширить его какъ можно больше. Чемъ общее утверждение, тем больше открывается поле дейcтвiя и тем более открыто для нападения и придирокъ.

Вспомогательнымъ средствомъ служить точная и подробная постановка puncti или status controversiae.

Примъръ 1. Я доказывалъ, что "первою считается английская драма". Противника хотел воспользоваться инстанцией и заметилъ, что, "насколько всем известно, англичане не создали ничего выдающагося ни въ музыкъ, ни въ оперъ". Я возражаю, что музыка не входить въ составь понятия о драме; последняя обозначаетъ только трагедию и комедию, о чемъ противникъ отлично зналъ, только хотелъ обобщить мое положение, распространивъ его на театралъныя представления, а следовательно на оперу и музыку, съ тою целью, чтобы наверняка разбить меня впоследствии. Наоборотъ, спасти свое положеше можемъ, если станемъ его какъ можно больше съуживать и, конечно, если съумеемъ соответственнымъ образомъ выразить свои мысли.

Примеръ 2. Ламаркъ (Philosophie zoologique, vol. I, p. 206) утверждаетъ, что полипы лишены всякаго ощущения на томъ основании, что у нихъ совершенно нет нервовъ. Между тем не подлежитъ ни малейшему сомнению, что полипы ощущаютъ, такъ какъ идутъ на свътъ, осторожно перемъщаются съ въточки на вътку, чтобы схватить добычу. Отсюда следуетъ предположение, что нервная система полиповъ равномерно распределена въ общей массЬ всего организма, какъ будто слилась съ нимъ въ одно целое, ибо совершенно очевидно, что эти животныя получаютъ раздельныя впечатления, не обладая отдельньми органами чувствъ.

Такъ какъ только-что сказанное достаточно ясно опровергаетъ гипотезу Ламарка, то этотъ ученый прибъгаетъ къ следующаго рода диалектической выкруткъ: въ такомъ случаъ всъ составныя части организма полипа должны быть приспособлены ко всякимъ ощущениямъ, а также къ движению, къ волъ и мышление; тогда полипъ имелъ бы въ каждомъ пунктъ своего тела всъ органы наиболъе совершенных животныхъ, а следовательно каждый пунктъ могъ бы видеть. обонять, слышать и т. д., даже думать, соображать и дълать заключения; каждая часть его тъла была бы совершеннымъ животнымъ и самъ полипъ сталъ бы существомъ даже болъе высшимъ чъмъ человъкъ, ибо каждая частичка его тъла обладала бы всъми тъми качествами, которыми человъкъ обладаегъ только въ целом. Затъмъ не было бы никакого препятствия распространить все то, что было сказано о полипахъ, и на монады, эти самыя несовершенныя существа, а затемъ и на растения, которыя также живутъ, и т. д. Употреблениемъ такого рода диалектическихъ уловокъ авторъ самъ выдаетъ себя и показываетъ, что онъ самъ признаетъ себя въ душъ неправымъ. Изъ утверждения, что целое тело полипа способно къ восприниманию свътового ощущения Ламаркъ дълаетъ заключение, что целое тело полипа думаетъ...

Уловка 2. Воспользоваться хомонимией съ целью распостранения положения на то, что или ничего, или во всякомъ случаъ очень мало имеетъ общаго, кроме идентичности самаго слова съ предметомъ, о которомъ идетъ речь, потомъ искусно отразить это и сделать видъ, что опровергнуто само положение.

П р и м i p ъ. Я поносилъ издавна сложившееся мнение, что по нанесении кому-либо оскорбления честь этого пострадавшаго субъекта запятнана до тех поръ, пока ocкорблениe не будетъ смыто кровью противника или своею собственною. Какъ на главное основание моего мнения, я указывалъ на то, что честь не можетъ быть запятнана темъ, что человекъ выноситъ и терпитъ отъ другихъ людей, но только своими собственными поступками, потому что никто не можетъ ручаться ни за что и ни отъ чего не можетъ быть вполнъ гарантированъ. Противникъ замътилъ, что если какого-нибудь купца неправильно обвиняютъ въ надувательств, нечестности и безалаберномъ ведении дъла, то такое обвинение оскорбляетъ его честь, приносить материальные убытки, и что въ такомъ случаъ, чтобы возстановить свое честное имя, онъ долженъ призвать клеветника къ ответственности и заставить его взять свои слова назадъ.

Такимъ путемъ при помощи homonimii онъ подсгавилъ мещанскую честь или доброе имя, обезславленное клеветой, на место рыцарской чести, иначе называемой "point d'honnour", которая можетъ быть опорочена простой обидой. Далъе, такъ какъ оскорбление перваго рода чести въ цъляхъ чисто утилитарныхъ не можетъ быть оставлено безъ послъдствия, но должно быть опровергнуто гласно, публично, то на основании того же самаго оскорбления рыцарской чести не можетъ быть оставлено безъ мести, но должно быть смыто и опровергнуто еще болъе сильной обидой и поединкомъ. Благодаря хомонимии, въ словъ "честь" происходить смешение двухъ совершенно различныхъ понятий.

Уловка 3. Утверждение, выставленное только относительно, relative, принимается вообще, simpliciter, absolute или по крайней мере, понимается въ совершенно иномъ смысле, и затемъ въ этомъ именно смысле опровергается. Вотъ примъръ Аристотеля: "Мавръ черенъ, но что касается зубовъ - бълъ; итакъ, онъ въ то же время черенъ и не черенъ". Это вымышленный примъръ, который на дъле никого не обманетъ; возьмемъ другой изъ действительной жизни.

П р я м ъ р ъ. Въ одномъ философскомъ разговоръ я призналъ, что моя система защищаетъ и хвалитъ квиетистовъ; вскоръ послъ того ръчь зашла о Гегель и я утверждалъ, что онъ большею частью писалъ ерунду или, что авторъ ставить слова, а читатель долженъ добавить имъ смыслъ. Противникъ не сталъ опровергать этого ad rem, но ограничился тъмъ, что выставилъ аргументъ ad bominem: "вы только что хвалили квиетистовъ, а они тоже писали много ерунды".

Я согласился съ этимъ, но сдълалъ поправку въ томъ отношении, что хвалю квиетистовъ не какъ философовъ и писателей и потому не за ихъ теоретическия произведения, а какъ людей за ихъ поступки въ практическомъ отношении. Что же касается Гегеля, то речь идетъ о теоретическихъ произведенияхъ.

Такимъ образомъ нападение было отражено.

Первыя три уловки имъютъ много общаго, а именно: Противникъ говорить не о томъ, о чемъ начали спорить. Кто позволить, чтобы его опровергнули одного изъ этихъ уловокъ, тотъ доказываетъ ignoratio elencbi. Все, что говорить противникъ въ этихъ уловкахъ справедливо; но между его положениемъ и поставленнымъ тезисомъ нътъ дъйствительнаго противоръчия, а только кажущееся, а потому тотъ, на кого направлена атака, долженъ отрицать заключение, а именно выводъ неверности тезиса изъ върности положения противника, а это составляетъ прямое сбивание доводовъ его собственнаго сбивания доводовъ per negationem consequientiae.

Уловка 4. Не допускать върныхъ посылокъ, предвидя заключение.

Есть два средства:

а) Когда желаешь вывести заключение, не надо обнаруживать его слишкомъ рано, но во время разговора добывать посылки поодиночке, ибо въ противномъ случай противникъ можетъ пробовать и пользовать всякаго рода придирками. Когда сомнительно, согласится ли противникъ съ твоими посылками, следуетъ поставить посылки посылокъ, построить просиллогизмы, затъмъ ловко выманить, безъ всякаго опредъленнаго порядка, посылки некоторыхъ просиллогизмовъ, прикрывая такимъ образомъ свою игру до тех поръ, пока не согласятся съ тем, что тебъ нужно. Такое правило предлагаетъ Аристотель (Top. lib. YJII, с. 1). Примеры излишни.

б) Для доказательства своего тезиса можно пользоваться и ложными посылками, если противникъ не соглашается съ верными, или если онъ не убежденъ въ ихъ върности, или если замъчаеть, что изъ нихъ прямо вытекаетъ нужный для твоего доказательства выводъ. Тогда надо воспользоваться положениями, по существу своему ложными, но верными ad hominem, u аргументировать, исходя изъ способа мышления противника, ex concessis. Правду можно доказать при помощи ложныхъ посылокъ, хотя никогда наоборотъ. Можно также опровергать ложныя положения при помощи ложныхъ же положений, если противникъ считаетъ ихъ върными, и потому надо такъ поступать, что-бы всегда применяться къ его взглядамъ. Если, напримъръ, противникъ - последователь какой-ни-будь секты, которую мы отрицаемъ, то мы имъемъ право употребить, какъ principia противъ него изречения этой секты (Arist. Top. VIII, с. 9).

Уловка 5. Сдълать изподтишка petitio principii по отношению того, что следуетъ доказать, или:

1) подъ другимъ названиемъ (напримеръ, вместо честь говорить доброе имя, вмъсто девственность говорить добродетель, 2) когда въ споре дело касается подробностей, требовать общаго допущения; напримъръ, доказывая несостоятельность и неуверенность медицины, требовать допустить несостоятельность всей науки людей; 3) когда, наоборотъ, два положения вытекаютъ одно изъ другого и надо доказать первое, домогаться допустить второе;

4) когда, требуется доказать какой-нибудь предметъ въ общемъ, требовать, чтобы согласились по очереди со всъми подробностями (Arist. Top. VIII, с. 3).

Что касается упражнений въ диалектике, то очень хорошия указания можно найти въ послъднемъ отделе "Topica" Аристотеля.

Уловка 6. Когда споръ ведется серьезно и со всъми формальностями, и одинъ непременно хочетъ совершенно понять другого, тогда тотъ, кто поставилъ тезисъ и желаетъ его доказать, долженъ постоянно обращаться къ противнику съ вопросами, чтобы изъ его допущений заключить объ истинъ утверждения. Эта эротематическая метода была во всеобщемъ употреблении у древнихъ (иначе она называется сократовскою). К этой методъ можно отнести настоящй способъ и некоторые другие изъ последующихъ, обработанныхъ по теории Аристотеля (de elenchis sophisticis с. 15).

Задавать вопросовъ надо много и долго для того, чтобы скрыть то, на что ожидаешь и желаешь подтверждения. Кроме того, наоборотъ, надо быстро излагать свою аргументацию изъ допущеннаго, ибо кто быстро схватываетъ мысли, тотъ не можетъ и не имъетъ времени заметить возможныя ошибки и погрешности въ доказательствах.

Уловка 7. Стараться раздражать противника ибо подъ влиянием гнева онъ не въ состоянии следить за собою и высказывать правильный мнения, ни даже заметить свою правоту. Гнъвъ же можно вызвать постоянными придирками и явнымъ недобросовъстнымъ отношениемъ.

Уловка 8. Задавать вопросы, не въ томъ порядке, какъ того требуеть заключение, но съ перерывами. Въ такомъ случаъ противникъ не знаетъ, къ чему относятся эти вопросы и потому не можетъ предупредить ихъ результатовъ, а вслъдствие этого можно воспользоваться его ответомъ для различныхъ выводовъ, даже для прямо противоположныхъ, смотря по тому, каковыми они окажутся. Такой способъ похожъ на 4-ую уловку, гдъ точно также надо маскировать свои дъйствия.

Уловка 9. Когда замечаешь, что противникъ намеренно отвъчаетъ отрицаниемъ на вопросы тамъ, гдъ мы могли бы воспользоваться утверждениемъ для нашего положения, надо спрашивать обратное, тому, чего требуетъ положение, какъ бы желая его утверждения или, по крайней мъре, предоставляя ему то и другое на выборъ, такъ чтобы онъ не замъчалъ, какого утверждения мы добиваемся.

Уловка 10. Когда мы строимъ индукцию и противникъ соглашается съ отдельными случаями, при которыхъ она можетъ быть поставлена, не следуетъ задавать ему вопроса, соглашается ли онъ так же съ общей истиной, вытекающей изъ этихъ случаевъ, но ввести ее какъ окончательно признанную, такъ какъ иногда и самому противнику можетъ показаться, что онъ призналъ ее, и постороннимъ слушателямъ, помнящихъ вопросы объ отдъльныхъ фактахъ, которые должны бы были привести къ этой цъли.

Уловка 11. Если ръчь идетъ о такомъ общемъ понятии, которое не имъетъ особаго названия, а должно быть обозначено фигурально при помощи сравнений, то мы должны избрать такое сравнение, которое больше всего соответствовало бы нашему утверждению. Такъ, напримъръ, имена; которыми обозначаются въ Испании объ политическия партии, serviles и liberales, придуманы и выбраны, безъ всякаго сомнъния, этими последними. Имя протестантовъ избрано, конечно, ими самими, равно какъ и название эвангелической церкви, имя эретиковъ дано имъ католиками. То же можно сказать относительно болъе точныхъ названий вещей. Такъ, напримъръ, противникъ предложитъ какое-нибудь измънение: его называютъ "нововведениемъ", такъ какъ это слово выражаетъ антипатию; и поступаютъ наооборотъ, когда сами дълаютъ предложение. То, что человекъ совершенно незаинтересованный назоветъ "культомъ" или "общественнымъ вероисповеданием", другой называетъ "богобоязнью", "набожностью".

Въ сущности это ничто иное, какъ деликатное petitio principii: то, что желаютъ доказать, то напередъ какъ будто помещаютъ въ слово, въ название, изъ котораго оно затемъ вытекаетъ посредствомъ простого аналогическаго суждения. То, что одинъ называетъ "подвергнуть личному задержанию, взять подъ стражу ",противникъ его называетъ "запереть". Говорящий неръдко заранее выдаетъ свое намерение теми именами, которыми называетъ вещи. Одинъ говорить, "духовенство ", другой - " попы".

Изъ всвхъ уловокь эта самая употребительная, инстиктивная. Ревность религиозная - фанатизмъ. Галантность - прелюбодеяние. Двухсмысленность - сальность. Плохое ведение делъ - банкротство. Посредствомъ влияния и связей - при помощи подкупа, непотизма. Справедливая признательность - хорошая плата.

Уловка 12. Дабы заставить противника согласиться съ темъ или другимъ утверждениемъ, надо поставить прямо противоположное положение и предоставить ему выборъ причемъ надо выразить это последнее положение такъ ясно, чтобы противникъ, избегая обвинения въ парадоксальности, принялъ наш тезисъ.

Напримеръ, мы желаемъ, чтобы противникъ согласился с темъ, что такой-то из нашихъ знакомыхъ долженъ во всемъ повиноваться своему отцу, что бы онъ ему не приказывал. Мы задаемъ вопросъ: следуетъ-ли слушать родителей - или нет? Или, когда говоримъ о чемъ нибудь: "часто" - спрашиваемъ, много или мало случаевъ надо подразумевать подъ словомъ "часто". Совершенно аналогично тому, какъ, если бы кто-либо положилъ серый предметъ, рядомъ съ чернымъ. Въ такомъ случай этотъ предметъ можно назвать белымъ: если же положить его рядомъ съ белымъ, назовутъ его чернымъ.

Уловка 13. Нечестную штуку устраиваемъ тогда, когда после нъсколькихъ заданныхъ вопросовъ, на которые противникъ ответилъ такъ тонко, что мы не можемъ ими воспользоваться, для выведения желаемаго заключения. Она состоять въ томъ, что мы дтълаемъ заключение, которое какъ будто доказано этими ответами противника и провозглашаемъ его съ триумфомъ. Если противникъ застенчивъ, не-смълъ или прямо глуповатъ, а сами мы обладаемъ порядочной долей безстыдства нехорошей глоткой, это можетъ очень легко удаться. Такого рода способъ принадлежитъ къ "fallacia non causae ut causae".

Уловка 14. Если мы поставили парадоксальный тезисъ и затрудняемся доказать его, тогда предлагаемъ противнику какой- нибудь другой верный, хотя и не совсеъмъ очевидный тезисъ для того, чтобы почерпнуть изъ него материалъ для доказательства. Если же въ умъ противника вкрадется подозръние и онъ отбросить этотъ послъдний тезисъ, то надо довести его ad absurdum и тогда торжествовать; если же онъ согласится съ нами, то следовательно, какъ бы то ни было, мы сказали нечто разумное и потому можемъ поискать чего-нибудь другого, или же, наконецъ, присоединяемъ еще предъидущую уловку и утверждаемъ, что такимъ путемъ мы доказали свой парадоксъ. Конечно, это доказываетъ полное отсутствие его стыда, но темъ не менъе въ обыденной жизни встречается очень часто; есть даже люди, которые поступаютъ такимъ образомъ совершенно инстинктивно.

***

Продолжение следует.


Главная    Академия    Эристика или искусство побеждать в спорах