Секрет изобретателя

ОБ ИЗОБРЕТАТЕЛЬСКОЙ СЛАВЕ

МАРТЫШКА И ОЧКИ

Вот изобретатель почти у цели. Он уже столько передумал, перевоображал, столько измарал карандашом бумаги, что ясно представляет как движется каждой своей деталью его выдумка. Но в этой горячке творчества, в этой жажде достигнуть цели не обмануло ли его воображение? Да и как показать другим то, что он так явственно и неоспоримо видит перед собой? Надо испробовать изобретение на деле - строить модель.

Изобретатель крутит маленькую модель и радуется, восхищается легким ходом.

- Модель моей машины легко вращается от руки.

Рано радоваться! Ведь рука для малой модельки - это двигатель непомерной силы. Все равно, что для большой настоящей машины мотор в 500 лошадиных сил.

От модели, от замысла до законченной, действующей машины - долгая дорога.

Забот еще целый короб. Работа только начинается. Бывает, годами сидят конструкторы, перекраивают машину на тысячный манер, пока не "доведут" - не сделают простой, надежной и дешевой.

Простое дело носить очки. И если и были здесь у кого-нибудь затруднения, то, казалось бы, только у крыловской мартышки. Но триста лет подряд маялись конструкторы почище крыловской мартышки: никак не могли приладить очки к глазам.

Сначала очки прикрепляли к шляпе. Очки без шляпы- никуда. Если хочешь читать - нахлобучивай шляпу.

Затем очковые стекла вшивали в ременный поясок. Его завязывали на затылке узлом, словно карнавальную маску.

Потом оправляли стекда в железные кольца и соединяли их перемычкой. Поручалось, как бы пенсне, но без зажима. Приходилось быть немножко циркачом, чтобы читать в таких очках. При малейшем неверном движении они сползали с носа.

Наконец, в XVI веке нашлась хитроумная голова - догадалась цеплять их за уши. Получились современные очки. С тех пор прошло еще четыреста лет, но поиски продолжаются.

Очки прикрепляют к палочке, как маленький флаг. Получается лорнет.

Очки с зажимом сажают на нос, и они держатся на нем, как всадник на лошади: получается пенсне.

К очкам приделывают две пружины, словно две руки, и этими пружинами очки удерживаются за виски.

Очковое стекло зажимают в глазнице - получается монокль.

А недавно придумали новые очки, которые не сажают на нос. Очковые стеклышки закладывают прямо в глаза, под веки. Стекла прилегают к глазному яблоку и со стороны почти незаметны. Словно вовсе нет очков. Это замечательные очки. Они не беспокоят человека, не запотевают, не могут упасть и разбиться.

Простая машина велосипед: пара колес и рама. Ее знает, каждый, до последнего винта. Она нам такой же надежный и верный друг, как собака или лошадь.

И потому, быть может, так верна, так близка нам эта машина, что ее десятки лет "доводили", шлифовали, приглаживали, подгоняли к мельчайшим нашим нуждам.

Но об этом будет дальше рассказ

ПУТЬ ИЗОБРЕТЕНИЯ

Вообразите, тащит человек да квартиру гардероб. Тащит так: приподнял от земли - переставил приподнял - переставил. Так весь путь. Лезут глаза на лоб у человека от натуги - уф, тяжело. И смеются люди над недотепой "От дурной головы ногам мучение - надо бы волоком или на тележке!"

Смеются люди, а не знают, что сами они таким же манером день-деньской напролет таскают трехпудовую тяжесть

Именно так передвигают люди свое тело при ходьбе.

Пешеходов теперь снимают в кино. Можно, взяв киноленту, проследить на просвет кадр за кадром, как совершается каждый шаг. Пешеход приподнимает свое тело на одной ноге, и дает ему падать вперед, и тотчас же предупреждает падение, выставляя вторую ногу. Так повторяется при каждом шаге. Много мускульной силы тратится зря.

Шутка сказать: за день тысячи раз приподнять свое тело, тысячи раз его уронить, тысячи раз удержать на лету трехпудовую тяжесть. Недурно бы было возить ее на тележке!

Но вот задача: как самому поместить свое тело на тележке и самому же ее толкать?

Рассказывают, что задачу эту решил в 1813 году лесничий князя баденского, офицер и камергер барон Дрез. У этого дворянина была пагубная страсть: он слишком увлекался механикой.

С некоторых пор князю стали доносить, что Дрез пренебрегает обязанностями лесничего и придворного. Лесное хозяйство было запущено. Браконьеры пилили леса "его высочества". Неприятности посыпались на голову камергера.

Однажды князь, разгневанный очередным происшествием, в окно увидел Дреза. Барон и камергер безмятежно ехал по улице верхом на узкой деревянной скамеечке с двумя неуклюжими тележными колесами. Носками сапог он отпихивался от земли Величайшее наслаждение изображалось на его лице. Нелепо перебирая ногами, он разгонялся изо всех сил, и тогда наступало упоительное мгновение - можно было задрать ноги кверху и катиться так, с разгону, в течение нескольких секунд. Дрез был счастлив. Он чувствовал себя победителем пространства.

Князю представились лесные угодья и браконьеры, пилящие леса. Он сел и подписал приказ о лишении Дреза звания камергера и княжеского лесничего.

Но Дрез только обрадовался. Теперь он мог вплотную заняться механикой и своей "беговой машиной". Он занялся конструированием разных механизмов. Изобрел мясорубку, пишущую машинку своей системы. Слава Дреза росла.

Года два спустя князь прочел в газете, что механик Дрез ездит на своей машине в четыре раза быстрее, чем всадник на лошади, что он демонстрировал свое изобретение Александру I, и русский император его весьма одобрил. Пришлось сменить гнев на милость. Дрезу присвоили звание профессора-механика.

Под конец жизни Дрез придумал железнодорожную тележку с ручным приводом - дрезину. В ее названии увековечено имя Дреза. Он умер в славе и бедности.

Но если глубже копнуть историю техники, то и до Дреза найдутся изобретатели самоходных тележек, движимых человеческой силой. После гениального русского изобретателя Кулибина остались чертежи самоходного экипажа. Даже в более старых бумагах сохранился рассказ о том, как русский крепостной Шамшуренков построил самодвижущуюся тележку и на ней ездил. История велосипеда теряется в дали времен. И если что и досталось выдумать Дрезу, так это руль. Руль он придумал, несомненно.

"Беговые машины" входили в моду. Великосветские франты катались наперегонки, стараясь отталкиваться ог земли с возможным изяществом. За постройку машин взялись специальные маскркие.

В 1840 году английский механик Мак-Миллан чиьил старую "беговую машину". Его сын колесил на ней по двору мастерской.

Парнишка приставал к отцу: нельзя ли продлить удовольствие ехать с разгону с поднятыми ногами, если как-нибудь ухитриться подвертеть на ходу ногами переднее колесо?

Отец подумал и решил, что можно. Он приделал к переднему колесу пару педалей, точно так, как сейчас устраивают педали в трехколесных детских велосипедах. Сразу объявилась куча новых возможностей.

Оказалось, что можно и вовсе не касаться земли ногами на ходу. Машина не падала и не опрокидывалась.

Седок легко поддерживал равновесие: колеса вертелись, как гигантские волчки, накренить их было трудно. Новая машина оказалась куда быстроходнее машины Дреза. За один широкий оборот педалями большое колесо проделывало длинный путь.

Азартные гонщики мигом раскусили эту хитрость. Они старались делать колеса побольше, тогда один оборот педалями уводил их машину далеко вперед.

В 1845 году француз Мишо приделал к машине тормоз и окрестил ее велосипедом. "Но американцы величали ее по-иному. Они называли велосипед "костотрясом". Машина была тряской, тяжелой и имела непомерно тугой ход. Велосипедисты возвращались с поездок больными. Не спасали и литые резиновые шины, введенные в 1865 году французом Тевенсоном. Они только увеличили вес колес.

Англичане принялись облегчать велосипед Мадиссон (1867) и Каупер (1870) заменили тяжелые, почти тележные, деревянные колеса металлическими. Легкий стальной обод охватывал сверкающий венчик тонких, как вязальные, стальных спиц.

Наконец-то азартные гонщики смогли размахнуться во всю ширь, увеличить до предела диаметр ведущего колеса. Появились чудовищные велосипеды. Над величественным, в рост человека, ведущим колесом возвышалось узенькое сиденье. Маленькое заднее колесо мельтешилось сзади, словно паж за шлейфом принцессы. У прохожих захватывало дух пра встрече с велосипедистом, мчавшимся во весь опор на огромном колесе-ходулях. Не всякий решался влезать на такой велосипед.

Не всякий смог бы катиться быстро. Надо было иметь ноги футболиста, чтобы крутить тугие педали.

Велосипед стал забавой спортсменов-храбрецов.

Но в 1869 году француз Сирурен посадил велосипедные колеса на шариковые подшипники. До тех пор они почти не применялись в машинах. Новинка дала замечательный эффект. Ход велосипедных колес стал легчайшим. Спрос на шарико-подшипники так возрос, что вскоре пришлось построить специальный подшипниковый завод.

Оставалось сделать велосипед безопасным: снизить его высоту и при этом не потерять в скорости. Это сделал в 1884 году англичанин Хамбер. Он устроил всем известную цепную ускоряющую передачу. Педали вертели большое зубчатое колесо. Цепь вела маленькую зубчатку, у заднего колеса. Ведущим пришлось сделать заднее колесо, иначе цепь мешала бы рулить. За один оборот педалями ведущее колесо делало несколько оборотов. Можно было уменьшить диаметр велосипедных колес, не проигрывая в скорости.

Фирма "Старли и Сетон" стала выпускать приземистые, безопасные велосипеды, доступные всем. Велосипед становился вещью массовой. Но над ним попрежнему тяготела обидная кличка "костотряс".

Наконец велосипед обули. Это сделал в 1890 году ан глийский ветеринар Денлоп. Денлоп лечил коров и лошадей и знать не знал, что изобретает воздушные шины и навеки войдет в историю техники. Случилось это так. Денлоп на досуге попробовал улучшить велосипед своего сына и подверг его маленькой хирургической операции.

Денлоп разрезал садовую кишку, свернул ее в два кольца и искусно срастил ее концы. Затем он уложил ее по ободу велосипедных колес и надежно там укрепил, обмотяв бинтами. С кишками ветеринар отлично умел обращаться. Железная лошадка пошла на резиновых подковах. Мальчишка с комфортом стал ездить по городу, не подозревая, что катает в дорожной пыли одно из крупнейших изобретений конца прошлого века.

Велосипедисты один за другим пробовали велосипед Денлопа-сына и восхищались мягкостью хода. Только после этого Денлоп взял патент.

Производство велосипедов развернулось в мировом масштабе. В те времена уже успел накопиться немалый опыт массового производства. Массово производилось оружие, массово производилась сельскохозяйственные машины. Фабриканты велосипедов широко использовали этот опыт.

Армия изобретателей и конструкторов взялась за велосипед. В 1896 году в Англии выдали 30 000 патентов на изобретения, 5000 из них касались велосипеда!

Англичане, американцы, русские, французы трудились над велосипедом: отрабатывали, доводили до совершенства каждый вингик, каждую гайку.

В 1897 году велосипед снабдили последним серьезным усовершенствованием. Француз Моро придумал механизм свободного хода. Так велосипед стал велосипедом.

Слов нет - долгий путь. Но зато изобретение получилось на славу.

С тихим шелестом пролетает мимо нас блестящая машина - зависть мальчишек, гордость конструкторов. Деталей в ней немного, но каждая деталь - жемчужина конструкторского искусства. Спросите конструкторов мнение о велосипеде, и каждый ответит: "Клад". ; Они многое взяли из этого клада и многое возьмут еще.

Машиностроители взяли от велосипеда подшипники, автомобилисты - шины, авиастроители-раму. Когда Герой Социалистического Труда конструктор Шпитальный построил свой сверхпулемет, его крепко подвели пружины.

Пулемет работал с такой сумасшедшей скоростью, что пружины вдребезги разлетались, как стеклянные. Меняли закалку, меняли металл - ничто не могло помочь. Изобретатеяь ночи напролет работал в мастерской, решая мудреную "пружинную" задачу.

А решение лежало тут же, в хламе. Шпитальный рылся в куче металлического старья и наткнулся на велосипедное седло. Оно честно закончило свою трудовую жизнь- обивка была стерта, но пружины жили, сохраняли свою упругость. Пружины были витые.

Они были свиты из многих отдельных стальных волосков, как стальной канат, и в этом таился секрет бессмертия пружин. Шпитальный поставил такие пружины в свой пулемет, и они выстояли.

Когда работает пулемет Шпитального, вспышки выстрелов сливаются в одно негаснущее пламя, словно жало паяльной лампы. Звуки выстрелов сливаются в один победный рев, словно дробные капли ливня в гремящую струю. Так работает пулемет. И велосипед помогает ему в его тяжелой работе.

Изобретения делаются таким количеством людей, что порою трудно сказать, кому принадлежит изобретение. Но известны в истории великие изобретатели с большими именами.

Что это за люди?

ДОЛГАЯ ЖИЗНЬ АВРААМА ДЕРБИ

Есть изобретения, которые трудно не заметить. Она сами кричат о себе.

Паровозы со свистом и грохотом влетают на железнодорожные мосты, волоча за собой вереницы вагонов, лязгающих по рельсам. Неугомонно гудят машины в заводских цехах. Но бывают великие и тихие изобретения.

Они входят в жизнь бесшумно и незаметно, но, может быть, только благодаря им появляются шумные машины, паровозы, железные дороги и гремящие мосты. Таковы изобретения в металлургии.

В конце XVIII века в Англии научились получать отличный металл в таких количествах, о которых раньше не смели думать. Это произошло потому, что металлургию рядом бесшумных изобретений перевели с древесного на каменный уголь.

Первым перешло на каменный уголь доменное производство - производство чугуна. И в этом деле навеки вошло в историю техники славное имя Авраама Дерби.

Авраам Дерби родился в 1678 году в семье деревенского кузнеца. В 1699 году он основал небольшой заводик, где с успехом отливал чугунную посуду. Было это выгодным занятием. В то время делали мало чугуна, и чугунная посуда стоила дорого. В 1703 году Авраам Дерби построил свой знаменитый Кольбрукдельский завод.

Место для завода оказалось удачное. Река Северн протекала рядом, двигала водяные колеса. Кругом стоял лес - готовое топливо. Все было под рукой, и Авраам Дерби вскорости обзавелся второй доменной печью.

Но уж слишком хорошо пошли у него дела. Так хорошо, что пришлось хвататься за голову. Лес таял с каждым днем. Голод грозил домнам.

А место, повторяю, оказалось на редкость удачное. Тут же, прямо на поверхности земли, выползал могучий каменноугольный пласт. На него не раз с вожделением косился Дерби, неотступно ломая голову, где раздобыть топливо. Он глядел на него с тоской мореплавателя, мучимого жаждой. Как морская вода не годится для питья, так и каменный уголь не годился для домен.

Дерби взялся за трудную задачу - приучить домну к каменному углю. Мы теперь знаем, как решается эта задача. Тут две трудности. Первая - в том, что каменный уголь содержит вредные примеси. Их надо оттуда выжигать. Теперь это дело называется коксованием. Вторая - в том, что каменный уголь воспламеняется при более высокой температуре, чем древесина. Чтобы раздуть жар в печи, надо сильно вдувать в печь воздух. Теперь это делают мощными воздуходувками.

Первую трудность Авраам Дерби преодолел в 1713 году. Он стал коксовать уголь, обжигая его в кучах точно так же, как угольщики жгли древесный уголь.

Второй трудности - трудности создания сильного воздушного дутья Дерби преодолеть не сумел. Он не мог найти в то время достаточно мощного двигателя для воздуходувок.

Чугун получался плохой. Он годился для отливок, но не годился для переделки в железо. Да и производительность печей была мала. Дерби искал двигатель и не замечал, что он у него под руками.

Когда Ньюкомен изобрел свою паровую машину для откачки воды, он отдал ее строить на завод Авраама Дерби. На заводе уже несколько лет подряд выпускали эти машины, но не догадывались поставить их к воздуходувкам своих доменных печей. По причинам, о которых расскажем дальше, люди не сразу сумели увидеть двигатель в первой паровой машине. Они считали ее водяным насосом, пусть самодвижущимся, но насосом. Настоящими же двигателями считались ветряные мельницы и водяные колеса. Не разглядели в машине двигателя и Дерби с Ньюкоменом. Но Дерби все же ухитрился пристроить ее к своим воздуходувкам. Он заставил ее качать воду на водяное колесо, двигавшее мехи. Двигать меха прямо от машины ни Дерби, ни сам Ньюкомен додуматься не могли.

Так, с грехом пополам, была решена задача дутья, и в 1735 году Авраам Дерби получил из своих каменноугольных печей первый приличный чугун.

Говорят, что Дерби шесть суток не сходил с колосниковой площадки, пока не кончил плавки, и его отнесли домой рабочие погруженного в мертвый сон.

Рожденные из металла машины помогали делать металл. Они прилежно качали воду на водяные колеса. Небывалый жар полыхал в домнах. Вагонетки едва успевали подвозить руду и уголь, быстро исчезавшие в огненных утробах. Вагонетки исстари катились по деревянным рельсам, но в один из дней Авраам Дерби созвал своих мастеров и сказал:

- Мы теперь достаточно богаты чугуном, чтобы позволить себе маленькую роскошь. Сделаем рельсы из чугуна.

Мастера подивились широкому размаху своего расчетливого хозяина. Но хозяин не просчитался. По чугунным рельсам лошадь везла в семь раз больше, чем по деревянным, и в двадцать пять раз больше, чем вообще без рельс.

В 1775 году пронесся слух, что на соседнем артиллерийском заводе для механика Джемса Уатта делают паровую машину, по его изобретению, небольшую, но удивительно сильную, и что приспособлена она будто бы для движения любых машин, а не одних насосов.

Авраам Дерби, которому спать не давала постоянная забота о дутье, тут же ухватился за машину Уатта и приставил ее к своим воздуходувкам. Задача дутья была решена окончательно. Из домен рекою лился прекрасный чугун.

Маленький паром, взад и вперед ходивший через реку Северн, перестал справляться с перевозкой. Грузооборот настолько увеличился, что один предприлмчивыи архитектор с проектом в руках доказывал Аврааму Дерби выгодность постройки не только деревянного, но и большого каменного моста. Но Дерби перечеркнул его проект.

- Мы теперь настолько богаты чугуном, - важно сказал он, - что сможем построить мост из чугуна. Да, да, я не шучу - целый чугунный мост.

Тут уже вся округа поразилась безрассудной роскоши Авраама Дерби. Но Дерби и тут не просчитался. Мостовики высоко оценили новый материал, чугунные мосты прочно вошли в жизнь, и спрос на чугун еще увеличился.

Современники пишут, что к концу жизни Авраама Дерби на заводе было полное благополучие. Восемь домен дымили на заводском дворе, шестнадцать паровых машин качали воздух. Воздуходувки выли так, что, стоя у фурмы, невозможно было расслышать голоса, паровые же машины шли так плавно, что и плохо сделанная прялка, наверное, шумела бы не меньше, чем они.

В 1789 году Авраам Дерби внезапно и преждевременно скончался...

Но тут читатель схватит нас за руку. Как это так - преждевременно?! Дай бог каждому! Человек родился в 1678 году, а умер в 1789! Значит, он прожил 111 лет и из них 90 лет непрерывно работал над своим изобретением. Завидный пример долголетия и упорства!

Придется открыть секрет. Было три Авраама Дерби - отец,,сын и внук.

И если величать их так, как величают королей, то пришлось бы писать:

Авраам Дерби I,

Авраам Дерби II,

Авраам Дерби III.

Авраам Дерби I решил задачу коксования, но не смог одолеть задачи дутья.

Авраам Дерби II осознал задачу дутья и поставил к печам машину Ныокомена.

Авраам Дерби III осознал задачу дутья, поставил к печам машины Уатта. С честью довершил дела отца и деда.

За одним именем стояли три изобретателя. Они вместе изобрели способ выплавки металла на каменном угле и придумали мимоходом железную дорогу.

Мы рассказали о них не ради забавы и курьеза. Если взять из истории больших изобретений любое знаменитое имя, то и за ним стоит множество больших и малых изобретателей. Их работа подготовила успех великого изобретателя. Они работали до него, они работали рядом с ним. Благодаря их трудам так ярок свет, освещающий его славное имя.

Но самих их незаметно. Их не видать в его большой тени.

ЭДИСОН НИЧЕГО НЕ ИЗОБРЕЛ

Славно имя величайшего изобретателя Эдисона!

Эдисона, который поставил на ноги телефон и динамо-машину, многократный телеграф и гигантские печи для обжига цемента.

Томаса Эдисона, изобревшего фонограф и аккумулятор, электропоезд и магнитную сортировку руд.

Томаса-Альва Эдисона, автора тысячи девяноста девяти изобретений, автора всем известной электрической лампочки и не менее известной вощеной бумаги, в которую завертывают шоколад.

Когда "Эдисон умер, ему спроектировали памятник - исполинский обелиск-небоскреб.

На вершине, в честь величайшего изобретения Эдисона, поставили электрическую лампу, большую, как церковный купол, из прозрачного стекла. По ночам она должна была загораться и светить ослепительно, как маяк.

А сейчас мы вам покажем такие рисунки, из которых будет ясно, как дважды два: зря Эдисону ставят памятник - Эдисон ничего не изобрел!

Вот рисунки, которые выглядят, как обвинительный акт. В центре, в рамке, - угольная лампа Эдисона, а вокруг электрические лампы, изобретенные до него - десятки похожих ламп. Под рисунками имена изобретателей, даты... Что говорят рисунки?

Не Эдисон научился первый накаливать проволочку электрическим током, - умели и до него. Физик Вольта, едва открыв электрический ток, тут же раскалил им проволочку до ослепительного свечения.

Не Эдисон дошел и до главной хитрости - накаливать нить без доступа кислорода, чтобы она светилась не сгорая. На картинке неоспоримое доказательство - старый опыт изобретателя Грове: под стаканом, опрокинутым в тарелку с водой, раскаливается током проволочная спираль.

От рисунков некуда деться. Все твердят, как один, что не Эдисон догадался первым запаять волосок в пустую стеклянную колбу. Это все было, было...

Глаз пробегает рисунок за рисунком, силясь поймать язюминку, стараясь уловить отличительную черту, которая возвысила эдисоновскую лампу над другими и прославила Эдисона как великого изобретателя. Может быть, уголь - тугоплавкий материал, выносящий жар ослепительного накала, - может быть, уголь - находка Эдисона? Нет, и уголь не его находка!

Перед вами четыре лампы - замечательные работы русских изобретателей Лодыгина, Дидрихсона, Булыгина, Кона. В них светились в пустой стеклянной колбе угольные стерженьки.

В лампе Эдисона не стержень, а угольная нить. Но и нить уже предлагалась кем-то! Вот рисунок - лампа Гебеля: в маленьком стеклянном пузырьке угольная нить.

Даже мелкая, казалось бы, задача: впайка проводов в стекло, так, чтобы оно не лопалось при нагревании, - и та решена другим изобретателем - Адамсом.

Что осталось сделать Эдисону? В чем его заслуга? Рисунки молчат.

И чем пристальнее вглядываешься в эти рисунки, тем все больше крепчает подозрение: может быть, и в самом деле Эдисон ничего не изобрел? Но история упрямо говорит другое.

Гений Эдисона, и никто иной, вывел лампу из-за стен лабораторий, растворил ей двери в большой мир. Гений Эдисона озарил электрическим светом города и жилиша, поезда, пароходы и самолеты. Но достался этому гению только последний шаг. Он упрочнил угольную нить, сделал ее более стойкой.

Нити прежних ламп были слабыми и хрупкими. Они рассыпались от толчков и легко перегорали. Эдисон сделал гибкую, прочную, упругую угольную нить, она не боялась сотрясений и могла гореть хоть тысячу часов подряд. Это и вывело лампу из лабораторий в большой мир. В этом заслуга Эдисона.

Какие огромные результаты и какой маленький шаг! Соразмерна ли ему всемирная слава Эдисона? Соразмерен ли ему обелиск-небоскреб с электрической лампой на вершине?

ЦЕНА ШАГА

Чем измерить цену шага?

Можно встретить на московских улицах широкоплечего человека с чемоданчиком в руках. Люди засматривают ему в лицо, провожают его глазами. Человек привык ко взорам прохожих. У него мировая слава.

Чем известен этот человек? Он проплывает 400 метров в воде на три секунды быстрее, чем любой другой человек мира. Это Бойчен-ко - пловец-рекордсмен.

Три секунды прославили его на весь мир. Три секунды - какой маленький шаг! А вот не маленький!

Есть в Америке другой мировой пловец-рекордсмен - Джон Вейсмюллер. Тот на одно мгновение ока, на одну десятую секунды обставил своих конкурентов. И десять лет подряд вот этой десятой секунды не мог у него отвоевать никто.

Не случайно досталась Вейсмюллеру победа. Были у него прекрасные природные данные, прекрасное сложение. Он взял первую премию на всеамериканском конкурсе красоты.

Американцы затеяли измерять красоту циркулем и линейкой. Они смерили статую Аполлона, определили ее пропорции и приняли их за образец. Кто точнее подходил к этим пропорциям, того и стали считать красивее.

Когда стали мерять Вейсмюллера и подсчитывать пропорции, комиссия ахнула - сложен в точности, как Аполлон. Только выше ростом раза в полтора... Джон Вейсмюллер был рослый парень.

Но природных данных мало для рекорда, нужна тренировка, работа.

И здесь Вейсмюллеру повезло. Он мальчишкой попал в ученики к знаменитому тренеру Бахмату. Дни его начинались турником и заканчивались бассейном. Так проходили годы. Он буквально жил и рос в воде, пока не завоевал своей одной десятой секунды.

Велика цена шага, если этот шаг последний.

Так и Эдисон. Он прекрасно был одарен от природы. Лет пятнадцати он уже издавал небольшую газету. Сам писал, сам печатал, сам продавал. У него развилась с годами могучая изобретательская хкатка.

Но всего оказалось недостаточно, когда он взялся укреплять нить. Потребовались опыты, опыты и опыты... Эдисон обугливал все, что смог найти под рукой: шелковые нити, полоски картона, лески удочек, розовое дерево, фибру, целлулоид, ореховую скорлупу, кедровые шишки, волос из бороды своего сотрудника.

Эдисон разглядывал в микроскоп строение тысяч вещей и пришел к заключению, что лучше всего волокна листьев пальмы и бамбука.

Потянулись во все концы земли отважные экспедиции: в Китай, в Японию, на Кубу, во Флориду - за бамбуком, на Ямайку - за пальмами; на Цейлон, в Индию, Гвиану - за тростниками. Руки Эдисона обшаривали весь земной шар. Они шарили в джунглях, прериях и болотах настойчиво и целеустремленно до тех пор, пока не нашли того, что искали, - единственно нужного волоконца.

Шесть тысяч опытов провел Эдисон, укрепляя нить. Он, случалось, сорок пять часов подряд проводил в лaборатории, не смыкая глаз, без крошки пищи во рту. И добился своего: сделал лампу.

Мало этого: изобрел патроны, выключатель, предохранители, счетчики, кабели для подземной проводки - все для того, чтобы электрический свет пришел в дома.

Когда скептики заворчали, что нельзя построить динамомашину, способную накаливать тысячу ламп одновременно, он построил такую машину. Современники звали ее "восьмым чудом мира".

Исполинский, всеобъемлющий труд! Потому и называют ,Эдисона творцом электрического света. Потому и возведут в его честь обелиск-небоскреб с электрической лампой на вершине. Потому и считают Эдисона великим изобретателем.

КАДКА НЕУДАЧНИКА<

Люди живут в железобетонном мире, а о памятнике изобретателю железобетона не думает никто.

Был век каменный, был век бронзовый, был век железный, и находятся бетонники - патриоты, которые нынешний век называют веком железобетона.

Железобетон - основа нашего строительства. Вырос новый дом-небоскреб - железобетон. Исполинский мост шагнул через реку - железобетон. Богатырская крепость вросла в землю - опять железобетон. Доки, тоннели, плотины - всюду железобетон. Небывалые каменные корабли выходят в море - железобетонные суда.

У любого материала в мире есть своя Ахиллесова пята. Неподатлив камень сжатию, но у него есть уязвимое свойство - слаб на разрыв.

Прочно железо на разрыв, но у него есть слабая жилка: под нажимом железо уступчиво. Гнется, сдает железо под нажимом.

Железобетон отлично работает и на сжатие и на разрыв. Каркас из гнутых стальных прутьев залит окаменелым бетоном. Несжимаемое каменное тело стягивает неразрывный железный скелет. Тут разгадка секрета прочности железобетона.

Кто же этот гений, создавший железобетон - несокрушимый союз железа и камня?

Железобетон изобрел в 1861 году французский садовод Монье. Он выращивал в теплице пальмы и продавал их в кадках в Англию. Дела его шли неважно, так неважно, что когда пришла пора отправлять товар, нехватило денег на кадки.

С тоской слонялся Монье по оранжерее, не зная, что. тут придумать. И ничего умнее не пришло ему в голову, как слепить кадку из глины на манер цветочных горшков, кучей валявшихся в оранжерее. Глины под рукой не оказалось, но в сарае нашелся цемент.

Монье стал лепить кадку из цемента. Взял две деревянные бочки: одну побольше, другую поменьше; поставил одну в другую, а промежуток залил цементом. Когда цемент затвердел, Монье сбил обручи, разобрал доски. Обнажился гигантский цветочный горшок с цементными стенками, толщиной сантиметра в четыре.

Кадка вышла тяжелой и громоздкой, но все это-было бы полбеды, если бы не сказалась здесь слабая жилка цемента - непрочность на разрыв. У пальмы могучие корни, и когда они разрослись, то уперлись в цементные стенки и разорвали кадку изнутри.

И опять ничего умнее не смог придумать незадачливый садовод, как надеть на кадку железные обручи, по обычному примеру бочаров. Но и обручи оказались слабы. Пришлось пустить вдоль стенок продольные железные стержни. Поверх цемента оказалась железная клетка. От поливок она ржавела и портила внешний вид.

Аккуратный Монье, чтобы замазать уродство, положил поверх клетки еще один цементный слой. Клетка утонула в бетоне.

Получилась на редкость прочная кадка. Стал Монье делать стенки все тоньше и тоньше, но кадка выдерживала напор корней. Монье понял, что сделал изобретение и взял патент.

Но изобретательство Монье не привлекало, пальмы были милей. Монье продал патент какой-то фирме и спокойно дожил свой век, продолжая копаться в оранжерее. Фирма эта на широком фронте двинула железобетон в строительство.

И вот, спрашивается, кому ставить памятник? Садоводу, продавшему ненужный патент, или тем неизвестным фирменным инженерам, которые сумели разглядеть в цементной кадке облик будущих зданий, мостов, плотин и пароходов.

Монье сделал великое изобретение, но великим изобретателем не был. Мир Монье был узок и не простирался дальше садовой кадки.

А великим изобретателем может слыть лишь тот, кто сквозь даль времен видит будущее своего изобретения и умеет показать его людям, тот, кто видит за горами грядущего время, которого не видит никто.

Изобретения делаются таким числом людей, что порою трудно сказать, кому принадлежит изобретение, и в работах великих изобретателей соединяются усилия многих поколений.