Двоечник круглый, а корень квадратный

Двоечник круглый, а корень квадратный

 http://go2phystech.ru/news/view/4011

Журналист Алексей Митрофанов и нобелевский лауреат Константин Новоселов рассуждают о пользе образования.

Школа мыслей или школа знаний

Анекдот иногда вскрывает проблему лучше, чем монография. Такой, например. Учитель поправляет ученика: «100 градусов — это температура кипения воды. А прямой угол — всего 90 градусов». Вокруг школы идет непрерывная общественная дискуссия. Что главнее — научить думать и понимать? (Предполагается, что при этом придется принести в жертву многие конкретные знания.) Или наполнить ученические головы суммой самых важных сведений о мире? (Предполагается, что при этом умные начнут думать сами, а глупых все равно не научишь.) Цитата не аргумент, но все же. Ричард Фейнман, физик-теоретик, лауреат Нобелевской премии: «В образовании нуждаются лишь те, кто к нему предрасположен. Но именно им оно почти ни к чему».

Так что ответ неочевиден — разговор ведут не дураки.

 

«Чтение, письмо и устный счет. Остальное время в школе потратил зря»

Алексей Митрофанов, журналист

Начался учебный год. Миллионы людей пошли в школы и прочие образовательные учреждения. Пошли, чтобы учиться. Им хочется знаний. А в большинстве случаев — не собственно знаний, а тех жизненных благ, тех заводов-газет-пароходов, в которые все эти знания якобы можно конвертировать.

Держи карман шире.

У меня седая борода и лысина, и половину своей жизни я посвятил не чему-нибудь, а обучению. Началось еще до школы. Чтение, письмо, устный счет. Эти знания пошли мне впрок, я до сих пор пользуюсь ими.

 

В школе, однако, началась несуразица. Выяснилось, что письмо мое — неправильное, надо рисовать крючки, а буквы конструировать из тех крючков. Тексты, написанные школьным почерком, не радовали глаз, но все другие почерки были запрещены. А сегодня у меня совсем нет почерка — пишу исключительно с помощью клавиатуры.

Я умел считать на счетах и в уме, однако это мне не пригодилось. Считать следовало в столбик, а для деления вместо привычного мне двоеточия использовать слэш. Впоследствии убогие девайсы, облегчающие счет, — таблицы Брадиса, логарифмическая линейка, арифмометр «Феликс», в основе которого (до сих пор помню) лежит деталька под названием «мальтийский крест».

На уроках труда мы точили цилиндрики. На уроках биологии изучали скелет человека. Мы учились выращивать кристаллы, поджигать с помощью лупы, различать пестик и тычинку, разбирать автомат Калашникова, ухаживать за кактусами, прыгать через козла, конспектировать Маркса.

Надо ли говорить, что потом ни разу в жизни я не вырастил кристалл, не разобрал ни одного автомата Калашникова, не знаю, где тычинка, а где пестик и так далее.

Можно конечно же сказать, что это была еще и школа жизни, что именно там человек осваивается в социуме, приобретает навыки общения с себе подобными. Но — каюсь! — ни умение швыряться за завтраком глазированными сырками, ни навыки доведения учителей до белого каления, ни курение подобранных «бычков» в подъезде мне во взрослой жизни, к сожалению, не пригодились.

Потом в моей судьбе произошел системный сбой. По окончании школы я поступил в технический вуз и даже окончил его. Не имея никаких технических амбиций, просто по совокупности обстоятельств — недалеко от дома, военная кафедра, родители-инженеры. На протяжении шести лет я каждый день пользовался интегралами. Помню, как интеграл рисуют, но для чего он и что с ним делать, не скажу.

Правда, в институте я познакомился с компанией великолепных журналистов, всерьез увлекся написанием текстов и окончил институт с приличным портфолио публикаций, сформированным стилем и определенной гражданской позицией. Но точно так же я мог с ними познакомиться на черноморском побережье или в милицейском обезьяннике. Можно было ради этого знакомства и не интегрировать шесть лет подряд.

Институт, однако, был окончен, интегралы позабыты, и возникли на моем пути очередные горизонты. Мне, как и большинству моих приятелей, хотелось достичь в новой профессии небесных высот, сделаться непререкаемым авторитетом, этаким условным аграновским и василием песковым. Но вдруг изменилось само общество, и непререкаемых авторитетов не стало вообще.

Оказалось вдруг, что я и этому учился зря.

Вот и получается, что вся моя учеба, исключая раннюю, дошкольную, не пригодилась в жизни вообще. А я ведь не с тачкой туда-сюда бегаю и не склад сторожу. Зарабатываю на жизнь исключительно мозговой деятельностью и с голоду пока не умер. Факт, однако, остается фактом. Для написания путеводителя по Архангельску мне совершенно не пригодилась школьная география, а для написания сценария про Луначарского — школьная история. Да и литературу нам преподавали как-то несуразно, не исключено, что я писать-то стал не благодаря, а вопреки школьному курсу.

Страшно представить себе, сколько времени потрачено зря. Сколько хороших книг я мог бы прочитать, сколько килочасов провести в интересных беседах, приятных прогулках, душевных застольях — радостно пропивая те деньги, на которые были куплены бесполезные, как выяснилось, учебные пособия.

И вот очередные школьники с хризантемами и гладиолусами отправились в очередные школы повторять мой славный подвиг. Их тоже будут там чему-нибудь учить, Главным образом, видимо, ставить крестики в бумажечках ЕГЭ.

Рецепт? Он есть, конечно. Раннее и качественное выявление способностей, внеклассное образование, домашнее образование, кружки по интересам, совмещение учебы с профессиональной деятельностью, самообразование, сертификации по ходу дела — на фоне слоновьей стабильности общества. Но вся эта история, похоже, не про нас.

 

 

«Формулу решения кубического уравнения я не помню. Но могу ее вывести»

Константин Новоселов

физик, лауреат Нобелевской премии 2010 года

 

(с Константинов Новоселовым беседует журналист Борис Пастернак)

— Предположение, что наших детей учат слишком многому, что их головы не способны усвоить какие-то программы, совершенно неверно — человеческий мозг способен осилить гораздо большее.

— Но вот реальный человек, он окончил технический вуз, инженером не стал. Он забыл, для чего существуют интегралы, в жизни их больше не использовал. Да что интегралы, он кубическое уравнение из программы девятого класса решить не сможет.

— Это правда. Формулу решения кубического уравнения я тоже не помню. Но зато я могу ее вывести. Может, в учебных заведениях и стоит несколько сместить акцент — не зубрить формулы, а уметь их выводить. Нужно заинтересовывать детей, и тогда они сами все освоят и выучат.

— А нельзя ли в школе отделить те знания, которые в жизни наверняка пригодятся, от всех прочих?

— Абсолютно невозможно! Если честно, я в школе учился не слишком хорошо и до сих пор от этого страдаю, до сих пор какие-то комплексы по этому поводу. Пытаюсь наверстать упущенное и по биологии, и по истории. По физике меня более-менее в Физтехе подтянули. А по литературе получать образование все равно приходится всю жизнь, здесь лишних знаний просто быть не может.

Расскажу одну историю. Моя жена работает в биологической фирме. Коллега обратился к ней с просьбой: «Моему сыну нужно придумать и выполнить проект по биологии, не поможете?» Она ему придумала очень простой и наглядный проект. Ученик кладет на чистое стекло ладони, потом моет руки с мылом и снова кладет их на стекло. Потом на следах ладоней выращиваются бактерии и результаты сравниваются. Ответ понятен: там, где лежали мытые руки, бактерий меньше. Эксперимент провели, начали выращивать бактерии — и через неделю получили результат, абсолютно противоположный задуманному! Начали разбираться с учеником: «Вы мыли руки?» — «Конечно. На кухне как раз мыли посуду, и я ополоснул руки в той самой воде!» Что ему нужно было учить, чтобы понять задуманный эксперимент, — биологию? Людям нужно рассказывать и объяснять самые элементарные вещи, нужно учить их думать.

— Но ведь можно, наверное, отобрать такие знания, которые тренируют мозги, учат делать правильные умозаключения и выводы. И не забивать голову такими знаниями, которые в практической жизни не понадобятся.

— А откуда вы знаете, что вам понадобится в практической жизни? Я, например, страшно горжусь тем, что в студенческие годы научился работать на стройке. Я, по существу, получил дополнительно несколько профессий. А во всякой профессии есть множество таких навыков и умений, которые могут пригодиться во многих областях жизни. У нас в лаборатории техник, который обслуживает аппаратуру и вытачивает детали на токарном станке, ценится ничуть не меньше, чем сотрудники, которые ставят эксперименты. У меня вызывает раздражение, если мой студент не может просверлить дырку и ждет лаборанта с дрелью. Какие знания вам понадобятся в жизни, вы даже представить себе не можете. Поэтому стоит вместить в себя раз в десять больше знаний, чем вам предлагают в школе, — это вполне возможно, поверьте.

— Будь ваша воля, вы предпочли бы в школе и вузе тестовую систему или устные экзамены?

— Тесты, на мой взгляд, сдавать сложнее. Но они, пожалуй, объективнее отражают уровень знаний. В институте устный экзамен нас всегда спасал. Не только по своему опыту, но и по опыту моих друзей по Физтеху знаю процесс сдачи устного экзамена. Сидишь неделю, учишь. Наконец тебе кажется, что ты что-то знаешь. Приходишь на экзамен, садишься к преподавателю, начинаешь ему рассказывать. А он тебе в ответ говорит что-то совсем другое — и ты понимаешь, что еще ничего не знаешь. Преподаватель объясняет проблемы и заполняет твои пробелы — и с экзамена ты уходишь с сознанием, что наконец-то что-то выучил.

— Вам с учителями повезло. Хотя, конечно, вы сами выбрали Физтех. А я смотрю на свежий мировой рейтинг вузов, и наши лучшие институты там во второй, третьей, четвертой сотне…

— Этот рейтинг субъективен. Он включает в себя массу параметров, которые в России очень трудно улучшить. До тех пор пока российская наука не будет полностью интегрирована в мировую науку, пока мы не получим возможности свободно обмениваться студентами, аспирантами и преподавателями с лучшими мировыми университетами, результаты наших рейтингов серьезно не изменятся.

— Участвовали ли вы в олимпиадах по физике и математике, пока учились в школе?

— Конечно. Я поступал в институт через физтеховскую олимпиаду.

— Моя дочь участвовала в физтеховской олимпиаде годом раньше, чем вы. Ее вместе с другими победителями повели на экскурсию по институту. Увидев вашу общагу, она расплакалась и от продолжения отказалась.

— На меня общежитие тоже произвело сильное впечатление. Можно сказать, потрясло. Но сегодня я понимаю, это был не просто полигон бытовых испытаний, а замечательная школа жизни. Триста мужиков вместе живут, дружат, думают. Контакты, которые тогда завязались, работают по сей день.

— Нобелевских лауреатов у нас мало, и голос Гинзбурга или Капицы всегда звучал весомо при обсуждении не только научных, но и общественных проблем. Пытаются ли вас привлечь в свои ряды различные политические или общественные силы?

— Пытаются. Но я всегда отвечаю, что еще не наработался в физике. Я пока не вербуюсь.

— Чем вас привлек московский книжный фестиваль Bookmarket, на котором вы прочли лекцию?

— Меня приглашают на многие мероприятия, но, как правило, просят рассказать о Нобелевской премии. А здесь мне предложили: рассказывай о чем хочешь. У меня давно была идея рассказать об истории графита. Готовясь этой лекции я, кстати, много времени провел в Британской библиотеке.

— Простите мое занудство: зачем вам сейчас эти знания? Они не лишние?

— Я занимаюсь наукой не потому, что мне нужно исследовать свойства каких-то материалов, а потому, что мне это интересно. В том числе интересно знать, писали ли в 1420 году графитом. Когда-нибудь я, возможно, забуду и про графен, но заниматься буду всегда только тем, что мне интересно. А тут так совпало — собрались люди, которым интересно то же, что и мне.

 

 

 

Subscribe to Comments for "Двоечник круглый, а корень квадратный"