Секрет изобретателя

ИЗОБРЕТЕНИЯ ПО ШПАРГАЛКЕ

Были изобретения, сделанные словно по шпаргалке.

Сзади первого паровозика шли, отпихиваясь от земли, неуклюжие стальные ноги.

Видно, конструктор скопировал их с ног человека, толкавшего вагонетку. У первого парохода торчали по бокам весла, загребавшие воду. Их приводила в движение паровая машина. Похоже, конструктор скопировал свой пароход со старинной галеры, на которой гребли рабы.

У первого парохода была кирпичная труба. Подшипники коромысла паровой машины были подперты парой дорических колонн, словно похищенных с фасада какого-то здания. Станки на первых порах сохраняли в себе черты комнатной мебели. У них были вычурные гнутые ножки и в колесах спицы фигурной токарной работы. Инженеры того времени отлично строили мебель и здания, но еще не умели как следует строить машины.

Один из первых электромоторов был ни дать ни взять паровая машина. Такой же шатун, кривошип и маховик, только вместо цилиндров электромагнитные катушки - соленоиды, а вместо поршней железные сердечники. Переключатель, похожий на золотник, включал ток то в один, то в другой соленоид, и сердечники ходили взад и вперед, попеременно втягиваясь в катушки. Шатун вертел кривошип, маховик крутился.

Похоже, изобретатели пытались решать стоящие перед ними задачи, как иные не слишком прилежные школьники пишут контрольную. Они списывали для своих машин готовые конструкции у соседей и предшественников.

Дело, конечно, не в лени и не в нежелании пораскинуть умом.

Изобретатели делали первый шаг и не в силах были развеять полностью привычных представлений о вещи. Они оставались в плену у собственной косности. Они пытались втиснуть новую вещь в старую, испытанную оболочку.

И терпели неудачи. Ничего хорошего из этого не получалось.

Нынче паровозы не похожи на стальных коней. Трудно даже представить себе, с какой быстротой пришлось бы отбрыкиваться паровозьим ногам, чтобы двигать машину со скоростью современных паровозов. Бешено бьют копыта. Пыль столбом! Вдребезги разлетаются рельсы и шпалы.

По нынешней мерке пароходик с веслами по бокам был бы так же беспомощен в воде, как барахтающаяся в луже сороконожка.

Машины теперь не похожи на мебель и дом с колоннами. Наоборот, мебель нередко напоминает по виду машины. На гигантскую машину похожи и большие современные заводские корпуса. И чем больше совершенствуется машина, тем меньше делается она похожей на первоначальное изобретение по шпаргалке.

НА ЧТО ПОХОЖ САМОЛЕТ?

На что похож самолет? Говорят, на птицу.

И, правда, было время, когда жидкие каркасы самолетных плоскостей, обтянутых легкой материей, напоминали птичье оперение. И шасси постоянно торчало наружу, как худые, костлявые птичьи лапы. Но теперь самолеты сильно изменились. Только по привычке различают в них облик птиц. Не похож самолет на птицу!

Скользким телом, лепкой хвоста самолет напоминает рыбу: остроносую акулу, рассекающую глубины воздушного океана. Удивительно! Откуда взяться рыбьим чертам в летучей машине? Только в сказках порхают с куста на куст летучие рыбы.

Дело в том, что при больших скоростях воздух сопротивляется движению не меньше, чем вода. Это уже не тот незаметный воздух, почти не осязаемый лицом и руками. Этот воздух рвется из под пропеллеров неукротимой железной струей, держит на весу тяжелую машину. Этот воздух водопадом шумит в крыльях. Это яростные, упругие воздушные струи облизали, сгладили тело машины, как морской прибой прибрежную гальку.

В этом воздухе каждый выступ тормозит движение, словно гвоздь, торчащий в санном полозе. Конструкторы в погоне за скоростью убирали выступ за выступом и пришли к тому же, к чему пришли рыбы, приспособляясь в течение долгих веков к движению в водной среде.

Но все-таки самолет не вполне походит на рыбу. У рыб не бывает пропеллера. Предок самолетного пропеллера крутился в воде. Это пароходный винт. Значит, самолет похож на пароход.

Но у парохода нет надутых воздухом резиновых колес! Их самолет позаимствовал у велосипеда. Значит, самолет похож на велосипед.

Но у велосипедов не бывает бензинового мотора! Предок самолетного мотора работал в автомобилях. Значит, самолет похож на автомобиль.

Но у автомобиля нет хвоста, и на нем нет рулей, вертикальных и горизонтальных! Такие рули-в хвосте у подводной лодки. Значит, самолет похож на подводную лодку. Нельзя же так, на все сразу! На что все-таки похож самолет?

Самолет похож на самолет. И все тут. Самолеты строят не для того, чтобы кататься по земле, плавать на воде, нырять под воду. Самолет - машина, чтобы летать по воздуху. Машина, а не птица! Совершенно новая вещь. Вот она и получила свою, только ей одной свойственную форму.

КОСНОСТЬ СЛЕПАЯ И КОСНОСТЬ ЗЛОБНАЯ

Стоит ли рассказывать о тупицах и глупцах, людях отсталых и равнодушных, не умевших понять, не желавших принять, затиравших, душивших изобретения. Бюрократы - что о них говорить! Но случалось, передовые, разумные люди попадали в положение косных людей.

Прославленный физик Дэви умел понимать и ценить новое. Он сам сделал несколько удивительных открытий. И даже рисковал при этом жизнью. Но этот же Дэви с усмешкой спрашивал изобретателя газового освещения Мердоха, уж не хочет ли он в качестве резервуара для своего газа приспособить купол собора святого Павла. Ста лет не прошло с тех пор, а уже построены газовые резервуары, много большие, чем весь собор целиком.

Казалось бы, бесспорная вещь пулемет, но прочтите, какой отзыв о пулемете дал в начале прошлого столетия известный русский генерал Драгомиров:

"Если бы одного и того же человека нужно было убивать по нескольку раз, то это было бы чудесное оружие, так как при 600 выстрелах в минуту их приходится по 10 в секунду. На беду для поклонников столь быстрого выпускания пуль, человека довольно подстрелить один раз, и расстреливать его затем вдогонку, пока он будет падать, надобности, сколько мне известно, нет. Правда, есть рассеивающие пули приспособления, но, опять-таки на беду, не народились еще такие музыканты, которые были бы в состоянии переменить направление стволов 10 раз в секунду. Да если бы и народились, то они могли бы только пускать пули наудачу. Правда, в толпу годится, но какой дурак теперь подставит толпу?! Но "могут быть случаи". Но и картечницы могут оказаться не там, где будут эти случаи. А разгорячение ствола... "Да, но охлаждение". Оно, конечно, охлаждение; но, на беду, колодца с собой возить нельзя, а иногда бывает, что и сам рад бы напиться, да воды нет.

Всякая скорострелка, называть ли ее картечницей или вновь придуманным красивым словом - пулемет (и избави нас от лукавого и метафоры), все же есть не более как автоматический стрелок, то есть самостоятельного вида поражения не дает; и если дать на выбор человеку, не одержимому предубеждениями, застилающими здравый смысл, то, конечно, он предпочтет живого стрелка автоматическому, уж хотя бы за одно, что у него лафета нет, лошадей ему не нужно, и можно его употребить на всякую солдатскую работу".

Удивительно! Передовой генерал. Выдающийся военный мыслитель, чьи высказывания до сих пор сохранили свою ценность, а вот не понял, не оценил значения пулемета!

Иной раз и сам изобретатель не может оценить важноста своей работы. Так было с физиком Герцем, открывшим радиоволны. Он никак не хотел согласиться, что его открытие найдет применение в технике связи.

- И не спорьте, - отмахивался Герц, - я сам открыл эти волны. Мне лучше знать. Это продолжалось до тех пор, пока А. С. Попов, не споря с Герцем, построил первую радиостанцию.

Выходит, не только тупицы и рутинеры, но и передовые, умные люди попадали впросак: не всегда умели заметить пользу в том, чему принадлежит будущее, в том, чему суждено осуществиться и победить, если даже выглядит оно на сегодня бесполезным и несбыточным. Трудно сделать изобретение и не так-то просто его понять, дать ему верную оценку.

Генерал Драгомиров выполнял свой долг. Ему по должности было положено давать отзывы на военные изобретения. А известного итальянского поэта XVI века Ариосто никто об этом не просил. И все-таки в поэме "Неистовый Роланд" Ариосто не может удержаться, чтобы не проехаться но адресу тогдашней военной новинки - огнестрельного оружия.

Являлись пушки у людей
И ружья постепенно,
И показались у дружин
Мортиры, фальконеты,
Пищаль, винтовка, карабин.
Мушкет и пистолеты.
И им ни камень, ни металл
Пути не преграждает;
Куда бы выстрел ни попал,
Все разом сокрушает.
Несчастный воин, брось копье,
Брось меч и шлем и латы
И на плечо бери ружье
Иль карабин проклятый.
Я знаю, без ружья в борьбе,
В войне с врагом кровавой
Не выждать радость и тебе
Не увенчаться славой.
Созданье адское. С гех пор,
Как стало ты известно.
Война не славу, а позор
Разносит повсеместно.
Теперь уж не цвести в боях
Военному искусству;
Не жить у воинов в сердцах
Возвышенному чувству.
Теперь ни доблести в войне,
Ни мужества не видно;
В ней торжествует наравне
Герой и трус бесстыдный.

Что заставило Ариосто пойти на специальное поэтическое отступление, чтобы всею силой звучных стихов обрушиться на новое изобретение? Только ли неуменье глядеть вперед и чувствовать новое?

Нет, за этим кроется нечто большее. Повод, видно, гораздо важней.

Английские ткачи зачастую были неграмотными и заключений по изобретениям не писали вовсе. Но, когда изобретатель ткацкого станка Картрайт начал строить первую крупную фабрику, ткачи собрались вместе, наняли писаря и послали изобретателю письмо:

"Мы поклялись поддерживать друг друга, чтобы разрушить вашу фабрику, хотя бы нам пришлось поплатиться за это своею жизнью. Мы поклялись снять вашу голову за то зло, которое вы причиняете нашему ремеслу. Если вы будете дальше продолжать свое дело, то вам известно теперь, что вас ожидает".

И ткачи исполнили свою угрозу. Они сожгли фабрику и поломали все станки. Что заставляло толпы ткачей бесноваться, вдребезги кроша ненавистные машины? Только ли неуменье глядеть вперед и чувствовать новое?

Видно, что-то большое и неумолимое, что сильнее смерти, взяло ткачей за горло, превратило их в косных людей. Изобретения - дело нешуточное. Они властно врываются в жизнь, придавая могущество одним, других уничтожая.

И кто знает, как отзовется в веках незаметное сегодня изобретение?

Когда арабы научились гнать спирт, им и в голову не приходило, что они этим создали одно из главных орудий, которое истребит, заставив спиться, местных жителей еще даже не открытой Америки.

Когда порох проник от арабов в Европу, он устроил переворот не только в военном деле. Он подорвал весь тогдашний общественный строй. Порох, пушки, ружья и пистолеты были на стороне того, кто имел промышленность и деньги, а этими двумя вещами владели горожане. Огнестрельное оружие стало с самого начала оружием горожан. Каменные твердыни рыцарских замков пали перед пушками горожан, пули горожан пробили рыцарские латы. Вместе с рыцарской броней была разбита дворянская власть. Победила буржуазия.

Ариосто был поэт и дворянин. Он воспевал доблесть рыцарей, братьев своих по классу, и набросился на порох не сослепу, а потому, что увидел в нем вражескую силу.

Жизнь Ариосто, его творчество всеми корнями вросли в дворянство, и косным человеком он стал потому, что учуял в новом изобретении свою гибель.

Гибель видели ткачи-кустари, когда крошили станки Картрайта, быстролетные механические руки, заменившие сотню людских рук. Безработица и смерть стояли перед ткачами.

Они верили, что стоит только сломать машины, как снова вернется былая, милая сердцу жизнь. Они видели зло в машинах, а не в фабрикантах, угнетавших их с помощью этих машин. Так израненный лев в пылу первой ярости грызет железное копье.

Мы живем в таком государстве, где любое полезное изобретение не грозит человеку бедой и уничтожением. Каждый новый шаг вперед облегчает нашу жизнь, отдаляет тяжелое прошлое. Всякая косность нам враждебна. Есть тупая косность от слепоты, а бывает злая косность от зоркости.

И когда мы встречаем косного бюрократа, затирающего новое изобретение, мы с тревогой всматриваемся в его лицо, не скрывается ли под тупой и равнодушной личиной ненавистный пронзительный взгляд ущемленного ревнителя прошлого, взор врага, осознавшего свою гибель.

ПОГРЕБЕНИЕ ХРУСТАЛЬНОЙ ВАЗЫ

Рассказывает древняя легенда: изобретатель принес императору вазу из неразбиваемого стекла. Принес и ждет награды. А император повелел изобретателя убить и зарыть с ним его вазу. Император боялся, что стекло окажется дороже сокровищ его казны. И если дать ему ход, казна обесценится. Вот как встретил изобретение богач и властелин. Пропадай любая великая идея, если она угрожает его состоянию, его власти над людьми.

Такими властелинами, большими и маленькими, кишит весь капиталистический мир. Пусть не тысячу лет назад, а недавно, может быть вчера, является к императору новый посетитель.

Император сидит в кабинете, похожем на тронный зал. Он богаче любого древнего императора, хотя ему и не подвластна ни одна страна. Это император Стеклянного мира, всемогущий король Графинов, царь бутылок, великий князь Оконных стекол и прочая, и прочая, и прочая. Имя ему - директор Стекольной кампании.

Изобретатель начинает издалека.

- Я шел к Вам и приглядывался к окнам бедняков. Стекла всюду были расколоты и сквозь щели дуло. За окном плакала девочка над осколками разбитого графина…

- Ближе к делу, ближе к делу - ласково подгоняет директор.

Изобретатель извлекает из газетной обертки стеклянный стакан.

- Вот стекло моего изобретения. Оно крепче стали.

Изобретатель с размаху швыряет стакан в угол. Стакан цел. Директор поражен. Он выходит из - за стола, позабыв о своем величии. Они вновь по очереди шыряют стакан. Стакан цел. Они бъют по нему мраморным пресс-папье и раскалывают только мрамор. Они загоняют стаканом в стену гвоздь. Они топают, прыгают по стакану: изобретатель - надсаживаясь из последних сил, а директор - всею тушей.

Опыты закончены. Сомнений нет. Наконец они снова садятся друг против друга - изобретатель, рдея от гордости, и директор, запыхавшись. Изобретатель лезет в карман и раскладывает свои бумажки.

- Вот состав моего стекла. А это мои патенты... Давайте заключим союз. Я отдам вам свое изобретение в полное владение, а вы внедрите его во все области жизни! Мы осчастливим человечество, и оно прославит нас в веках. Мы окружим людей вещами нержавеющими, небьющимися, неразрушаемыми - вечными вещами. Мы построим над реками хрустальные мосты... Здания, дворцы с прозрачными стенами и прозрачными потолками... Небо снова будет окружать людей со всех сторон.

Директор слушает благосклонно. Он даже поддакивает изобретателю в особенно сильных местах, но глаза его бегают в беспокойстве. Директор прикидывает в уме.

"Небьющиеся стекла... Неразбиваемые стаканы... вечные вещи... постой, постой, любезный... Да ведь я живу на том, что стекла бьются! И пока мы тут колотили твой дурацкий стакан, тысячи других стаканов в мире раскололись от удара, тысячи стекол треснули в окнах. Тысячи людей побежали покупать новое стекло. И с каждого купленною стекла мне доход. Для того и все мои предприятия, чтобы днем и ночью восполнять эту постоянную убыль. Понимаешь ли, что ты предлагаешь мне, фокусник?.. Загрузить мои печи небьющимся стеклом, наводнить магазины, жилища вечными вещами? Чтобы люди, купив, перестали покупать? Чтоб иссяк источник моих миллионов?.. Чтобы я в трубу полетел из-за твоей затеи? Пропади они пропадом твои хрустальные мосты, только бы попрежнему бились мои стаканы!"

Директор с опаской косится на стакан, словно это не стакан, а бомба. Страх и ненависть перемешались в его сердце. Будь он древним императором, он, не дрогнув, живьем похоронил бы изобретателя с его стаканом, но ему не подвластна ни одна страна. Похоронить он может только изобретение.

Директор по прежнему слушает благосклонно. Он готов купить патенты по сходной цене. Он готов даже поделиться с изобретателем долей будущей прибыли.

Он не привык откладывать дела. Сделку заключают немедленно. Он еще раз успокаивает изобретателя, провожая его до дверей: "Мосты? Будем строить мосты. Города? Города - тоже".

Изобретатель шагает домой, под собой не чувствуя ног. Деньги? Вот они! Слава? Слава не за горами. А директор прячет патенты в несгораемый шкаф. И тогда только вздыхает спокойно.

- Спите, спите, бумажки, в стальном гробу. Я теперь ваш хозяин.

И пускай теперь изобретатель ждет - не дождется первой опытной варки. И пускай он толчется повсюду со своей неотвязной мечтой о прозрачных жилищах и о небе, окружающем людей со всех сторон. Каждый день проволочки, отписки, отказы. Что вам нужно, наконец? Вы получили деньги. Остальное наше дело.

Спит изобретение в стальном гробу. И сколько так похоронено изобретений! Нам это кажется диким, нелепым, безумным. Мыслимо ли у нас такое?

На заводах наших уже приготовлен ответ. Слышите гул самолетного мотора? Там, на страшной высоте, пролетает советский летчик, пристально вглядываясь в даль сквозь прозрачную броню. Словно витязь, закованный в хрустальные латы, защищающие от пуль и осколков, он не раз летал на врага.

И мы верим, что, вернувшись домой и подняв тост победы, он узнает в стенках прозрачного бокала чудодейственное небьющееся стекло, охранявшее его жизнь.

Настоящим изобретателем может стать лишь тот, кто умеет чувствовать новое, кто умеет бороться с косностью, побеждать ее в себе и других.